— Няха́й Катя тебя… с тою… трэ́ба вам познакомиться… — донесся до него голос Блажевича.
— С кем познакомиться, Гриша?
— Ну, с той… с докторшей, что ли. Я ж ба́чу, ты по уши влюбленный.
— Не знаю… — смутился Павел. — Неловко это. Муж у нее. Да и с чего вдруг?
— Ты просто побачь ее. А после видно будет.
Они вдвоем вошли в диспансер. Дежурная санитарка вызвала Катю. Когда та пришла, Блажевич кинул Павлу:
— Ты, Паня, пока на дворе постой. Нам пошептаться трэ́ба.
Павел вышел на Садовую и закурил. Было холодно, но ясно, и отсюда через пруд виделось, как дым из заводских труб заносит на Комсомольскую площадь и пятый участок.
Абатурин вздохнул. Голова была в тумане, трудно думалось. Казалось: что-то он делает не так.
Вскоре вышел Гриша, весело подмигнул:
— Катя ее покличет зараз. Ты скажи: «У меня сэ́рца болит».
— Зачем же врать? — растерялся Павел. — Я не могу.
— У тебя, правда, сэ́рца болит, — усмехнулся Блажевич.
И, подергав себя за усы, сообщил с мальчишеской гордостью:
— Я подумал, не просто так.
Катя вышла не одна, это было слышно по разговору. Павел смотрел в сторону, и ноги у него сразу стали деревянные.
— Какой из них? — услышал он суховатый строгий голос, и в то же мгновение почувствовал, как странная счастливая слабость разлилась по всему телу. Это был совсем не т о т голос, и Павел почти спокойно поднял глаза на врача.
— Простите, — забормотал он, окидывая взглядом пышную золотую шевелюру женщины, для которой строгий белый халат был уже тесен. — Мне лучше.
— Очень рада, — равнодушно сказала женщина. — Желаю всех благ.
Когда за доктором захлопнулась дверь, Катя спросила:
— Понравилась?
— Кто?
— Наталья Андреевна, кто же еще?
— Нет.
— Что — нет?
— Не понравилась.
Блажевич удивленно скосил глаза на Абатурина.
— Это не она, — сказал тихо Павел.
— У нас больше нету с такими волосами, — запротестовала Катя, все еще не веря словам Павла. Ей казалось, что Наталья Андреевна вблизи просто не приглянулась Абатурину.
— Она же тогда из диспансера выходила, та женщина, — развел руки Павел.
— Ну, мало ли что. Может, мужа наведывала или родственника. У нас ведь тут подолгу лежат. В хирургическом.
— Конечно, наверно, мужа наведывала, — уныло согласился Павел.
Гриша оставался ждать Катю с дежурства. Павел несколько минут постоял молча, что-то решая про себя, потом кивнул Блажевичу и направился к трамвайной остановке.
Через полчаса он вышел на Комсомольской площади, повернул на Пушкинский проспект и зашагал к театру. Он был снова уверен, что встретит женщину там, где уже дважды увидел ее.
Шел медленно, каждая женщина вдали казалась ему той, которую ждал, и всякий раз это была не она.
Он избродил проспект, обошел прямые улицы Кировского района, так и не встретив ее. Она живет где-то здесь, Павел был в этом уверен. Кого навещала в туберкулезном диспансере? Мужа? Родных? Неужели — мужа?
Уже больше ни на что не надеясь, Павел вернулся к трамвайной остановке у театра.
С юга, из степи, шла метель, тыкалась в невысокие деревья, заметала лицо серым, смешанным с дымом, снегом.
И только теперь Павел почувствовал, что очень устал.
АВЕРКИЙ ЖАМКОВ И ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ
Бригада начала работу в первую смену — и сразу взяла темп, от которого деревенели мускулы и пересыхало горло. Все вокруг понимали, что на исходе последние часы и сутки огромной работы, радовались этому и находили в радости силы для быстрых и спорых действий.
На обширной и тесной площади почти построенного стана все гремело, стучало, двигалось. Многоярусная совмещенная работа достигла наивысшего напряжения. Внизу монтировались сборные железобетонные полы и лотки; чуть выше собирались клети; над механо-монтажниками — бригады Жамкова вместе с командированными людьми варили связи и устанавливали монорельсы; рядом — электрики тянули силовые линии; и, наконец, в самых верхних точках цеха шло остекление фонарей.
Взгляду постороннего человека могло показаться: стройка состоит из обособленных участков, и каждый из них выполняет только свое дело, мало думая и заботясь о соседях. Это впечатление усиливали споры, постоянно возникавшие то тут, то там. Люди старались отвоевать себе даже самый маленький кусочек пространства, чтобы к сроку сдержать слово, справиться с заданием.
Но стоило попристальнее вглядеться в ход и ритм работы — и становилось ясно: чей-то огромный опыт, чья-то непререкаемая воля господствовали под крышей цеха.