— А что, — сказал, усмехаясь Воробей, — во-первых, пусть ничем не отделяются друг от дружки, а, во-вторых, швейные наши фабрики еще плохо работают: штампуют костюмчики. Ну, не беда.
Квартира была трехкомнатная. Климчук объяснил:
— Каждой семье — комната, а третья — общественное помещение.
В этой, третьей, комнате стояли дешевый диван, пианино, стол для гостей и несколько венских стульев. Угол комнаты был отгорожен деревянным штакетничком. Там, в углу, монтажники устроили своим девочкам крошечный детский городок. В нем теснились столики и стульчики, на которых чинно восседали резиновые, тряпичные и пластмассовые куклы.
Девочкам в этом уголке решительно было запрещено ссориться, потому что это «совершенно ни к чему рабочему человеку», как снова пояснил словоохотливый Вася Воробей.
Познакомив Павла с женами, монтажники уселись на стулья в «общественном помещении» и велели дочерям сыграть «что-нибудь повеселее».
Девочки, с трудом растопыривая пальчики, исполнили гаммы и с облегчением залезли в свой уголок к куклам.
Оказалось, что по вечерам к ним приходит студентка музыкального училища, дальняя родственница Климчука, и учит девочек игре на пианино.
— Пусть так, скопом и растут, — говорил Вася Воробей Павлу, наливая в огромные пузатые чашки дочерна настоянный чай.
— Точно, — подтверждал Тихон Климчук и добавлял внезапно: — Женись, Абатурин. Одному скучновато.
— Ужас как скучно, — подхватывал Вася Воробей. — Мы тебя решили женить, Паня.
И он прямо с хода предлагал Павлу познакомить его с Тосей, с той, которая учит девчонок нотным премудростям.
— Я б на ней сам женился, — говорил он, посмеиваясь и обхватывая медвежьими лапами жену, сидевшую рядом, — да вот, видишь: поздно. Так хочешь: познакомлю?
— Нет, не хочу, — стесненно улыбался Павел. — После как-нибудь.
Женщины доброжелательно поглядывали на Павла, дергали мужей за рукава.
— У нас ведь все в общежитии неженатые, а вы меня одного опекаете, — попытался объяснить свой отказ Абатурин. — И с чего это вдруг?
— Ну, остальные — сами не промах, окрутят девок, те и охнуть не успеют. А ты застенчив больно, Паня. Вот потому.
Шагая на трамвайную остановку, Павел думал о том, как, в сущности, он мало знал этих двух славных людей. На работе они больше молчали, о себе вообще ничего не говорили, и казались вполне заурядными людьми. И вот — на́ тебе! — отменные ребята, добрые души.
На Комсомольской площади Абатурин решил купить свежие газеты. «Правду» и «Известия» доставили с вокзала только что, и у журнального киоска, напротив трамвайной остановки стояла небольшая очередь.
Павел пристроился к ней и, медленно продвигаясь, задумался.
Он в последнее время то и дело доставал из блокнота семейную фотографию Ивановых и, что-то бормоча, рассматривал ее. Было такое впечатление, что Абатурин советуется с капитаном и с его женой о своих делах или делится с ними тайной.
Павел и в самом деле, попадая в затруднительное положение, все чаще и чаще думал теперь о том, как поступил бы в подобном случае Прокофий Ильич. Иногда он мысленно спрашивал совет у молодого офицера Николая Павловича Оленина, у старшины Гарбуза и даже у Веры Ивановны из поезда Москва — Магнитогорск.
«Нет, что вы! Разве ж можно? — слышал он ровный голос Веры Ивановны. — Раз она — мужняя жена, значит, и разговор весь».
«Зачем же так определенно? — возражал ей Прокофий Ильич. — Всякие бывают браки. Нет, все-таки надо узнать, может быть, она несчастлива в замужестве».
Оленин смущенно покашливал в ладонь и раздумывал: «Конечно, брак священен в нашем обществе, но я понимаю вас, Абатурин: любовь нередко вступает в борьбу и со святыми и со святошами».
«Яка́ га́рна ди́вчина, — искренне восхищался Гарбуз. — Ты побала́кай с ней, Абатурин, а там поба́чымо».
— Вы — последний?
Этот звонкий голос раздался за его спиной так внезапно, что Абатурин даже не успел ни удивиться, ни растеряться. Он только коротко и нервно вздохнул и сказал, обернувшись:
— Здравствуйте… Я… — и обрадованно покраснел.
Женщина тоже смутилась и произнесла растерянно:
— Добрый день… Мы, кажется, уже встречались?
«Еще бы!» — хотел ответить Павел, но в это время оказался у окошечка.
— Пожалуйста, — пригласил он женщину, стоявшую за ним, — берите, а я после.
— Спасибо.
Она купила несколько газет и отошла в сторонку, освобождая место Абатурину.