Стариковский говорок был спокоен и невозмутим, а Шмелев волновался все больше и больше: вот тебе и предсъездовская вахта! Все рушится к черту! Неужели нет выхода?
— Принимать, принимать! — обозленно отозвался Антон. — Как еще принимать? Я что: плясать на твоем своде должен, чтобы узнать, провалится он или нет?
— Коли о производстве заботу имеешь — и спляшешь! Не грех.
Они продолжали пререкаться. Неужели нельзя этих людей заставить что-нибудь придумать? Шмелев решил вмешаться.
— Вы вот что, приятели, — не в ту сторону разговор повели. Кто виноват — потом разберемся, на досуге. Ваше дело теперь об одном думать, как из положения выходить. Дело-то незавидное…
— Надо бы хуже, да некуда, — подтвердил Загвоздкин.
В термическом цехе имелись две цементационных печи, чтобы, пока ремонтируется одна, другая могла работать. А теперь получилось, что у одной ремонт не закончен, у второй провалился свод. На чем работать? Где цементировать шестерни, которые требуются для сборки агрегатов ежедневно и ежечасно? Не будет шестерен — остановится сборка, остановится почти весь завод. Такое уж оно есть, конвейерное производство, — небольшая заминка на каком-нибудь маленьком участке сразу отзывается на всем предприятии. Было над чем задуматься!
— Н-да! — произнес Шмелев.
Он обхватил рукой подбородок и стал его оглаживать. Так он, не замечая сам, делал всегда, когда приходилось глубоко и серьезно задумываться. Восемнадцать лет назад Шмелев «ходил в партизанах», носил бороду, потому что бритье у «лесных братьев» при помощи перочинного ножа представляло из себя непереносимую пытку. Там он и привык в трудные минуты оглаживать свое партизанское «имущество». Теперь бороды не было, а привычка осталась, вероятно, на всю жизнь…
— Надо что-то придумать, товарищи! — сказал Шмелев. — Худо нам будет, если сорвем подачу зубчаток. Ой, худо!
— Трепачи в полной форме, вот кто мы теперь будем, — согласился Неустроев.
Загвоздкин искоса взглянул на Шмелева:
— Эх, Николай Александрыч! Разве тут что-нибудь придумаешь? Развалилась печка, одним словом — капут. Одно только и остается — начальника вызывать. Пускай принимает меры…
Неустроев даже поморщился: не по душе ему было такое предложение. В глубине души он все еще надеялся, что произойдет какое-то чудо, что дело обойдется без стороннего вмешательства, что об аварии и, следовательно, о позоре Антона будут знать только те, кто это видел. А теперь прилетит презлющий начальник цеха, начнется разбор, и пойдет, и пойдет!.. А что скажет Витька Журавлев, сменщик, которого он вызвал на соревнование? Будет картина, когда Витька придет принимать смену. Принимать нечего — одна развалина. Да будь же ты проклято такое дело! И надо же, чтобы случилось именно в его смену.
— Начальника вызвать недолго… — медленно проговорил Шмелев. — А у него что? Семь пядей во лбу? Мы с вами взрослые люди, самостоятельность должны иметь. Сами ничего еще не сделали, а уже рыдаем: няньку нам давайте! Чего раньше времени скисли?
— К чему слово такое — «скисли»? — обиделся Загвоздкин. — А чего делать прикажешь, батюшка? Ничего впереди не вижу…
— И я пока не вижу, — признался Шмелев. — Но это еще ничего не значит. Надо раскидывать мозгами и в ту, и в другую сторону. Как у тебя второй номер? Долго еще ремонтировать?
— Расчет у меня был — пять дней. Поднажать — можно в три.
— А скорее?
— Никак невозможно, Александрыч. Сам посуди: весь свод разворочен, задней стенке тоже переборку надо. Никак невозможно!
— Н-да! — сказал Шмелев, по-прежнему оглаживая подбородок. — Тяжелое у нас положение.
Загвоздкин вздохнул и развел руками.
— Тяжельше некуда. Одно у нас направление осталось, Александрыч — остужать печь и чиниться. Провал быстро закидаем, лишь бы остыла…
— Плохое твое направление, Загвоздкин. Очень плохое. Пока остужаем, пока чинимся, пока снова разжигаем — тоже двое-трое суток пройдет. Нам такое спасибо скажут — полгода чихать будем…
Шмелев вынул портсигар. Когда-то «серебряный», он порядком пообтерся, и всюду проступала медь. Аккуратно воткнув сигаретку в обкусанный рыженький мундштук, Шмелев швырнул горящую спичку в раскаленную пасть печи и испытующе посмотрел на собеседников:
— Нельзя ли попробовать на ходу починиться?
Загвоздкин и Неустроев разом подняли головы и устремили глаза на дымное марево, колыхавшееся над провалом. Предложение было неожиданным, и по выражению лиц Шмелев понял, что оно кажется им невыполнимым. «Не надо было так сразу брать быка за рога», — подумал он.