— За одно это бы женился…
Он поднял глаза и застыл с раскрытым ртом.
— Кажется, грибы были галлюциногенными, — попытался он пошутить.
Я смутилась, хотя ждала чего-то подобного. Бедный парнишка забыл о недопитом кофе, все разглядывал меня, словно видел впервые.
Родной мой, я пишу это, чтобы напомнить: я была привлекательна и желанна, но мне не делалось от этого легче. Ведь это был не ты…
— Мы не опоздаем? — привела я в чувство ошалевшего Гошку.
Он глубоко вздохнул и нехотя поднялся. За всю дорогу мы ни словом не перемолвились. Пока ехали в метро, я тряслась как в лихорадке, а мой спутник отчаянно грустил. Не вынеся печального зрелища, я погладила его по длинным волосам:
— Сударь, где ваша былая удаль?
— Пропил, — лаконично ответствовал мой юный поклонник, но из столбняка, кажется, вышел.
Чем ближе был Кремлевский дворец, тем страшнее делалось мне.
— Ничего себе! — присвистнул Гошка, когда мы оказались в хвосте очереди у Кутафьей башни.
Миновав все кордоны, где нас обыскали и прогнали сквозь металлоискатели, мы наконец очутились в холле дворца. Там в киосках продавались диски с твоим и новыми песнями и клипами. Я набросилась на них, как голодный на еду. Гошка потащил меня вниз, чтобы раздеться, а потом наверх: наши места были на балконе. Сцена оказалась от нас в изрядном отдалении, поэтому, едва уселись, я попросила Гошку принести бинокль.
— Не извольте беспокоиться, сударыня, — галантно ответил мой спутник и достал из своего кожаного рюкзака полевой бинокль.
— Вот это да! — восхитилась я.
Однако концерт запаздывал почему-то, и я опять затряслась. Гошка рассматривал публику в бинокль и делал замечания, но я уже не слышала его. «Что же это такое со мной? — задавалась я вопросом. — Может, это действительно какое-нибудь психическое отклонение? Нельзя же сходить с ума от одной перспективы увидеть кого-то. Я ведь не подросток…»
Видишь, любимый, я вполне отдавала себе отчет о происходящем со мной, однако ничего поделать не могла. Самое унизительное было то, что в этом огромном зале собрались две тысячи таких же, как я, безумцев. Ну, отличались разве что степенью сумасшествия…
Впрочем, публика оказалась вполне достойной и разнообразной. Преобладали дамы, но много было молодежи и мужчин среднего возраста. Все уже начали волноваться и выражать нетерпение. На сцену выходили какие-то люди, проверяли что-то, снова уходили. Наконец аплодисменты: оркестр занял свои места слева, а к ударным установкам и гитарам, расположенным справа, вышли музыканты вполне рокерского вида. Гошка в предвкушении заерзал на месте. Потекла музыка живого оркестра, и у меня внутри что-то перевернулось. Когда на сцену вышел ты, я уже плакала.
Ты запел. Мне было нестерпимо стыдно перед Гошкой и соседями, но слезы текли и текли, а я и не пыталась их остановить. Хорошо еще, тушь не размазалась, а то было бы вовсе неприлично.
Ты покорил зал, такой пестрый и разнообразный. Конечно, здесь не было случайных людей — они все пришли на тебя, но твоя новая программа совсем не походила на то, что ты делал раньше! А я еще раз поняла, что угадала тебя. И что бы потом ты ни писал, какой бы облик ни принимал, я знаю, какой ты…
Твоя музыка в исполнении симфонического оркестра, твои аранжировки, твой голос… Как я не сошла с ума? Ты часто говоришь мне, что я чересчур чувствительна, это ненормально. А может быть, это и есть норма, кто знает?
Мы возвращались в гробовом молчании. Я не хотела говорить, а Гошка боролся с ревностью. Верно, мне не следовало идти с ним на этот концерт, но тогда я не услышала бы тебя, не пережила бы эти прекрасные мгновения. Гошка проводил меня до подъезда и мрачно изрек:
— Можно не спрашивать, понравилось тебе или нет.
— Прости меня, Гошка, — шепнула я и, чмокнув его в щеку, скрылась в подъезде.
Надо ли говорить, что я не спала всю ночь, слушая твои новые песни? Я плакала и смеялась, глядя на твой портрет. Я жила. Но за ночью грез следовал рассвет. И дальше — долгая жизнь без тебя…
Гошка исчез на некоторое время. Он не звонил, не приезжал поесть, а я этого даже не заметила. Я впала в жестокую хандру. Новый год встретила с телевизором и бокалом шампанского, а на Рождество девчонки протрубили очередной сбор. Я и с ними боялась встречаться, страшилась выдать свое непристойное самочувствие. Однако делать нечего.
В назначенный день я наготовила вкусностей, даже торт испекла, хотя все мы перманентно худеем. Девчонки приехали после работы, голодные как волки. Нам было о чем порассказать друг другу: не виделись более полугода. Увидев подруг, я с сожалением отметила знаки времени на их усталых лицах. Однако это только в первый момент. Точно так же, наверное, и они оценили меня. Про близких людей, с которыми редко встречаешься, сначала думаешь: «Как постарели!» — а через пять минут уже видишь их прежними.