Ухтомский никогда не приглашал меня к себе, и это было понятно. Я же жила в коммуналке, где «на тридцать восемь комнаток всего одна уборная». Нас должны были вот-вот расселить, но пока дело не двигалось. Квартиру, по сути, уже купили, теперь подыскивали варианты жильцам. Ухтомский знал, где я живу, ему не раз приходилось заходить за мной перед прогулкой.
Однажды он явился какой-то торжественный, важный — как всегда, с цветами и бутылкой вина.
— Оленька, мы никуда не идем сегодня! Я пришел, чтобы сделать тебе предложение.
Он обнял меня и поцеловал. В первый раз со дня нашего знакомства. Вопреки ожиданию я не испугалась, мне не сделалось противно. Однако я отстранила его и спросила с надеждой:
— Вы развелись?
— Пока еще нет… — И глаза писателя забегали. — Ты умная девочка, понимаешь, как все непросто. У нас дочь, ее надо поставить на ноги. Потерпи немного, и мы будем вместе.
Я разомкнула объятия.
— Нет, ты меня не так поняла, — уже тяжело дышал Ухтомский. — Ну хочешь, завтра же понесу заявление на развод! Иди ко мне, детка!
Как-то неожиданно сквозь благородный, изящный облик его прорезалось грубое, похотливое животное. Я запаниковала, забилась в его руках, словно меня душили, а не пытались ласкать. Я так отчаянно билась, что Ухтомский протрезвел.
— Что с тобой? — испуганно спросил он. — Ты, случайно, не страдаешь эпилепсией?
Я немного пришла в себя, сердце успокоилось.
— Уходите, Евгений Павлович. Не надо этого, — только и смогла я сказать.
Он поспешно натянул куртку, схватил шапку и ретировался.
Все бы ничего, если бы у этой истории не было продолжения. Как-то я сидела с очередной рукописью. В дверь позвонили дважды. Это ко мне. Я бросилась открывать, ожидая девчонок. Мы собирались на выставку в Пушкинский музей. На пороге стояла незнакомая дама.
— Вы Оля, — утвердительно произнесла она.
— Да, — не ожидая ничего хорошего от визита незнакомки, ответила я.
— Вы позволите пройти? Где ваша комната?
Не дожидаясь позволения, дама прошла вперед. Пришлось распахнуть перед ней двери моего жилища. Она вошла, с любопытством осмотрелась.
— Ну да, так я себе и представляла. Портреты писателей, книги, сухие цветы, гитара. Мы тоже так начинали. Теперь хочется комфорта, мягкой уютной мебели, дорогой техники. Как же вы без компьютера при вашей работе? Вы ведь поэтесса?
— Вовсе нет, — вконец растерялась я. — Я работаю с чужими рукописями.
— Странно, — усмехнулась незнакомка. — Раньше он предпочитал поэтесс, писательниц, текстовиков, в конце концов. Да… Стареет.
Я еще не совсем поняла, кто эта женщина, но уже почувствовала себя оскорбленной.
— Зачем вы пришли сюда? — спросила я.
— Поговорить с вами. Посмотреть на вас.
Она уселась на стул, сняла шапочку и тряхнула короткими волосами.
— Присядьте и послушайте меня. Я не желаю вам зла, и мне не хочется, чтобы вы впустую тратили свою жизнь. Вам пора выходить замуж, рожать детей. Не перебивайте пока.
Она закурила, не спрашивая разрешения. Я заметила, что руки ее мелко дрожат.
— Так вот, — продолжала незнакомка. — Евгений Павлович так устроен, что ему необходимо вдохновение. Он придумывает себе любовь, чтобы писать. Вы тут ни при чем. Возможно, он питает к вам дружеские чувства, но это не любовь. Поверьте мне, я его знаю.
Я слушала и не слышала. Все происходило будто не со мной. Мне сделалось скучно. Она говорила еще что-то, но мне все уже было понятно.
— Вы хотите, чтобы я пообещала Не видеться больше с вашим мужем? — перебила я незнакомку.
Она на миг смешалась, но тотчас ответила:
— Неплохая мысль! Поверьте, у вас все равно ничего не выйдет. Вы далеко не первая попадаете в такое положение.
— Хорошо, я обещаю. У вас все?
Она с достоинством поднялась и направилась к выходу. И, уже стоя на площадке, неожиданно обернулась и спросила, пряча глаза:
— Вы честный человек, я это поняла. Скажите, у вас с ним что-нибудь… было?
Какое счастье, что я могла ответить правдиво!
— Нет, ничего не было.
Не глядя на меня, она кивнула и направилась к лифту. Оставшись одна, я почувствовала, как меня сотрясает нервная дрожь. Даже сейчас, когда пишу это, чувствую унижение и горечь. Но теперь у меня есть ты и я ничего на свете больше не боюсь.
Как видишь, до встречи с тобой у меня не было ни малейшего шанса обрести семью. После знаменательного концерта я и вовсе обрекла себя на осознанное одиночество. Это было мучительно и по-прежнему казалось унизительным. Я скрывала свою любовь как что-то постыдное. Даже девчонки не сразу догадались, что со мной происходит. Они не оставили надежду свести меня с кем-нибудь и постоянно знакомили с неинтересными молодыми людьми. Эти знакомства ни к чему не вели, отношения вяло тянулись, покуда вовсе не сходили на нет.