Не выпуская из поля зрения свои вещи, она подошла к уличному торговцу, старому креолу, и купила сладкое мороженое. Лицо старика, похожее на изношенный кусочек кожи, расплылось в улыбке, когда она тщательно отсчитывала плату за одно, апельсиновое, в мелкой местной монете. Никто не должен видеть, что она тратит много денег.
Луизита старалась никому не бросаться в глаза. Сейчас ее нет здесь, и поэтому никто не должен ее запомнить. Тяжелее всего ей давалось ожидание. Каждую минуту к ней мог подойти один из представителей власти и снова потребовать документы. «Луизита Чан, пройдемте со мной». Вернувшись назад к скамье, она отхлебнула растаявший верхний слой мороженого. Ее ощущения раздваивались: с одной стороны, она тосковала по дому, по своим «хеч виник» — Верному Народу; с другой стороны, звуки и картины этой чудесной страны, песни пожилых крестьян, их улыбающиеся глаза и мудрые лица доставляли ей наслаждение.
Застигнутая невообразимыми по своей жестокости военными столкновениями в Гватемале, осиротевшая в двенадцать лет, Луизита вместе с семилетней сестренкой, хрупкой маленькой Сарой, нашла приют в деревне на территории Британского Гондураса, у самой границы, теперь эта деревня называется Белиз. В тринадцать лет она вышла замуж за Хосе Гуэро, и ее жизнь пошла своим чередом, так, как она шла на этой земле в течение многих столетий — она замачивала крупу, молола зерно на целый день, встав рано по утру, таскала бесконечные ведра воды, отбивала до белизны на речных камнях рубашки Хосе, работала в саду и в поле. Весь ритм ее жизни был подчинен вечному ритму сменявшихся времен года и воле богов. Хотя у нее не было детей, Хосе не развелся с ней. Так она жила — и была довольна жизнью — на протяжении семи лет.
А затем Хосе заболел лихорадкой и умер, и она решила навсегда уехать в Америку. Старейшина их деревни разгадал ее намерения и согласился на отъезд Луизиты. Она знала, что больше никогда не вернется. Потому что страх поселился в деревне, здесь стало неспокойно, и жизнь не казалась больше такой простой и понятной, как прежде. Она не должна делать ошибок. Одна маленькая ошибка могла испортить все. Одна ошибка могла помешать ей забрать Сару в Америку. Разрешение на въезд, действительное в течение ближайших двух недель, было надежно спрятано за подкладку ее сумочки. Как-нибудь за это время она найдет сестру и поможет ей выпутаться из беды.
Покончив с пивом, Элисон пошла прогуляться и осмотреться в новой обстановке. Нагретые нещадным солнцем такси были припаркованы в полутени, которую отбрасывало здание аэропорта. Водители в рубашках навыпуск дремали, прислонившись к капотам машин.
— Вас подвезти, мисс? — в голосах их слышалась надежда, но ни один при этом не тронулся с места. Было очень жарко.
Элисон покачала головой. Ее ботинки взбивали пыль, когда она шла по самому солнцепеку, направляясь к старому креолу, продававшему в это время мороженое местным ребятишкам.
Элисон села в тени великолепного мангового дерева и лизнула апельсиновое мороженое. Отсюда она наблюдала, как к зданию аэропорта подъехал пыльный изношенный автобус, похожий на школьный устаревшего образца, и из него высыпала толпа заметно изнуренных трудной дорогой пассажиров, направившихся сразу же в аэровокзал. Водитель снял белую картонную табличку, на которой печатными буквами от руки было написано «Белиз-Сити» и заменил ее другой с надписью «Манго-Крик». Индианка, летевшая с Элисон одним рейсом, предъявила водителю билет, и вошла в автобус, погрузив предварительно свой чемодан и большой пакет.
В это мгновение рядом с автобусом остановились два видавших вид автофургона с заляпанными грязью колесами; шесть загорелых человек решительным шагом направились в здание аэропорта. Элисон заметила на мелькнувшем рюкзаке одного из них эмблему «Одна Земля» и поспешила за водителем второго фургона в бар, куда тот вошел и представился. Это был профессор Иллинойского университета Том Райдер.
— Привет, Вуди, — Райдер крепко поцеловал ее в щеку. — Добро пожаловать снова в наши края!
Профессору, насколько могла судить Элисон, было где-то около сорока лет, свежий загар, красивая русая шевелюра, начинающая седеть. Он был чуть ниже шести футов и походил на отпущенного на каникулы школьника, с видимым удовольствием наслаждаясь своей работой вдали от профессорской кафедры. Одет он был небрежно: в довольно мешковатую робу.
— Я рад приветствовать всех вас, — обратился он к вновь прибывшим. — Я ценю ваше желание в осуществлении моих планов. Сейчас Ив проверит вас по списку, а я пока пойду проводить отъезжающую группу добровольцев. Мы скоро увидимся, — с этими словами Том Райдер покинул их.