Лу лихорадочно думала. Он ничего не узнал от Анжелы, ликовала она, не мог узнать! И если он считает, что причина кроется в мужчине, то пусть так и думает. Что в том плохого? Она переиграет его в предложенной им угадайке, и в дальнейшем это поможет ей оберегать и скрывать свое неуместное чувство к нему. Так он никогда ни о чем не заподозрит ее.
Лу ловко расправила простыню и лукаво улыбнулась.
- Может, я положилась на старинную мудрость, - отчаянно сказала она, знаете, ту, в которой говорится, что в разлуке чувство крепнет...
Сузив дымчато-серые глаза, Стивен Брайент пристально посмотрел в ее разрумянившееся лицо:
- Понятно, мисс Стейси, - сказал он медленно, - понятно. Ну что же, желаю вам удачи. Кажется, иногда временная разлука помогает спасти любовь.
После того, как он ушел, Лу в изнеможении опустилась на его полузастланную постель.
Ей это только почудилось, или его глаза на самом деле устремились на правый ящик комода с фотографией Анжелы, когда он это говорил?..
К следующей пятнице Лу закончила свое рукоделие. Теперь они с Марии с удовольствием готовились к Рождеству.
Надо было приготовить пудинги, покрыть помадкой большой торт, а огромный копченый окорок отказывался влезать в обычные кастрюли, и в конце концов его пришлось варить в баке для белья. Распаковывая полученный в воскресенье заказ бакалеи, Марни считала пачки сочного мускатного изюма и засахаренных ананасов и баночки с орехами, а Лу немало потрудилась над тем, чтобы с помощью марципана и карамели украсить печенье. Потом она взяла мешок с почтой и пошла разбирать письма.
Несколько минут спустя она все еще продолжала стоять на коленях в кабинете: лицо ее было мертвенно бледным, глаза неотрывно смотрели на письмо, которое она сжимала в руке. В таком положении ее и застал вошедший Бант. Он заглянул в комнату, собираясь забрать "письма своих поклонниц", но шутка замерла у него на губах при виде ее согбенной несчастной фигурки.
- Лу, что произошло? - спросил он встревоженно, потом обнял ее за плечи и с любопытством взглянул на конверт, который она продолжала держать в дрожащих пальцах. Он был адресован "Стивену Брайенту, эсквайру". Все тот же кудрявый почерк с обратным наклоном, который Лу видела на фотографии из ящика комода, а до того - сотни раз в городской конторе Сиднея. Там были все те же характерно разукрашенные прописные буквы, то же знакомое пристрастие к бледно-бирюзовым чернилам.
- Лу, что такое?
Бант настойчиво потянул ее за плечо, и Лу вернулась на землю. Она не имела представления о том, что ждало ее впереди и что ей предстоит вынести, когда Стив вскроет это письмо. Неужели Анжела написала ему специально, чтобы обвинить Лу? Надо как-то попытаться отсрочить тот момент, когда окружающие ее дорогие люди повернутся к ней с тем же выражением обвинения, отвращения и неприязни, которое она увидела тогда на лице Дика.
- Ни.., ничего. Все в порядке. Бант. Просто на минуту мне показалось.., показалось.., этот почерк напомнил мне о том, что случилось когда-то, о чем я давно не вспоминала... - Она выдавила из себя невеселый смешок.
- Вот, Бант, эти все - тебе, а Энди сегодня только одно, да для Блю брошюра лотереи. Вот и вся корреспонденция.
Она встала с колен, автоматически отряхнулась и положила оставшуюся дачку писем на письменный стол Стивена Брайента, стараясь вести себя как можно спокойнее. Кудрявый почерк по-прежнему оставался сверху пачки.
Они с Бантом вышли вместе, и в дверях он успокаивающе стиснул ее руку и прошептал:
- Держись, старушка! Все не так плохо, как кажется!
Да, но в данном случае все было гораздо хуже. Роковое известие пришло тем же вечером, когда они все сидели на веранде в своих шезлонгах. Так оно прозвучало для Лу, когда Стивен Брайент наклонился к своей няне и тихо сказал ей:
- Ах да, между прочим, Марни, на Рождество приедет Анжела. Я сегодня получил от нее письмо. Она не собиралась приезжать до бегов с пикником, как и в прошлом году, но, похоже, ей надоело встречать Рождество в городе, и она решила посмотреть, что такое сельский праздник.
Его голос звучал хладнокровно, невыразительно - если не считать обычного отзвука чуть циничной насмешки, с которой он всегда говорил о женщинах. Если он и услышал, как Лу тяжело вздохнула, то не подал вида, а продолжал раскуривать трубку с холодным равнодушием к реакции окружающих.
А Марни тем временем говорила с нескрываемым осуждением в голосе:
- Что за время она выбрала для приезда! Не сомневаюсь, она будет в нашей жаре себя чувствовать, как увядающая лилия. Надо полагать, ты хочешь, чтобы я приготовила для нее восточную спальню?
Было очевидно, что ее предложение высказано крайне неохотно, и в темноте сверкнули белоснежные зубы Стива: его явно позабавила откровенная неприязнь к их будущей гостье со стороны няни.
- Спасибо, дорогая. Это идеально, - мягко отозвался он и, не удержавшись, насмешливо добавил:
- А если она и правда растает, то мы знаем по крайней мере одного человека, которого это не огорчит! Вы двое никогда ведь не ладили, правда?
Марни презрительно хмыкнула, но сжала губы покрепче и не дала втянуть себя в дальнейший неприятный разговор. В конце концов, она свое место знает лучше, чем кто-либо, но Стиву полезно почувствовать, что не все разделяют его мнение по поводу его очаровательной городской подружки. К тому же она далеко не идеальная гостья со своими капризами. Это Марни уже давно узнала - в первый же ее приезд. Она была высокомерна, холодна и равнодушна, ждала, что ее будут усердно обхаживать, и обращалась с пожилой женщиной надменно-снисходительно, что та находила весьма обидным и неприятным.
Лу слушала этот разговор с чувством глубокого ужаса. Ее бросало то в жар, то в холод, и страх заполнил все ее существо. Она с трудом понимала, о чем говорит Марни.
- В какой день она приезжает, Стив?
- Накануне Рождества. Я поеду за ней утром на станцию. Она едет спальным вагоном.
Канун Рождества! Четверг! Лу осталось ждать только до четверга, а потом.., что потом? Ну уж конечно, не счастливый праздник, который предвкушала Лу, когда по секрету рукодельничала, пока заворачивала подарки в нарядную бумагу, пока готовила и пекла торт и печенье. Когда Анжела приедет в Ридли Хиллз, не будет ни мира, ни тепла близких - в этом можно было не сомневаться.
Если бы только Лу могла узнать, зачем она приезжает! Только ли для того, чтобы увидеть Стивена Брайента, или, может быть, она знает, что и Лу здесь? А если она этого пока не знает, то что сделает, когда узнает?.. Лу взволнованно провела рукой по волосам, а потом уткнулась лицом в ладони: неожиданный жест отчаяния, который темнота скрыла от окружающих.
В канун Рождества утренний поезд опоздал. Толпы людей, стремящихся попасть домой на праздник, запрудили платформы Центрального вокзала в Сиднее, и из-за этой толчеи почти все поезда отправлялись с опозданием.
К тому времени как машина остановилась у дома, Анжела устала от жары, запылилась и разозлилась. Двое сидевших в машине подождали, пока облако пыли наконец-то уляжется, а потом уже вышли из машины. Лу, выглядывая тайком из прибежища своей комнаты, порадовалась, увидев, что белые туфельки Анжелы с открытой пяткой и каблуком-шпилькой практически скрылись под щедрым слоем все той же плотной красной пыли. Видимо, правило относительно того, что "пассажир открывает ворота", распространялось даже на эту надменную красотку, заметила про себя Лу с горьковатой усмешкой, глядя, как Стив помог ей выйти из машины, прежде чем пройти к багажнику и достать два гигантских чемодана из кремовой кожи, чемодан поменьше и шляпную коробку из того же набора.
Анжела разгладила юбку своего бежевого льняного костюма, повесила на тонкое запястье плоскую белую сумочку и осторожно прошла за Стивом по дорожке.
Сетчатая дверь открылась, и до Лу донесся ее голос, глуховатый и жалобный:
- Ты просто оставь чемоданы здесь, милый. Марни их потом мне распакует, но после того, как я отдохну. А, вот и вы, Марни. Как поживаете? Надеюсь, вы ничего мне не готовили. Я, может, только чуть перекушу, а потом мне просто необходимо отдохнуть. Надеюсь, в моей комнате есть вентилятор?