– Отлично, что это мальчик! – восклицаю, пока обнимаю сестру. – Хоть я сама о них ничего не знаю, уверена, что ваш сын будет настоящим мужчиной. Как его потрясающий отец – Чара Чарушин, – со смехом целую зятя в щеку. – И его не менее прекрасный дед – Артем Владимирович, – отвечая на объятия Лизиного свекра, без какого-либо дискомфорта прижимаюсь к его груди. Этот человек – отец всем отцам. Он готов не просто всех детей Вселенной теплом окутать, кажется, способен объять весь мир. – Мамочка Таня, – обнимаю его чудесную жену.
Разделять радость в этом доме – норма. Никто не стесняется и не зажимается. Даже Данька рядом с Чарушиными сияет, как новогодняя елка. Озвучиваю ему это, едва отходим к столам.
– Сейчас и ты засияешь, Соня-лав, – заявляет он. – Дай только тебя напоить.
Это все, конечно, шутки. Я говорю, что не хочу ничего, кроме сока, и Даня не настаивает. Веселиться нам это не мешает. После застолья мы действительно идем к морю. Я сама всех зову. На берегу скидываю босоножки, чтобы намочить ноги. Но на первой же волне визжу от холода.
– Да нормальная вода! – уверяет всех Шатохин, раздеваясь до трусов и умышленно нас всех забрызгивая. – Че вы за неженки такие? Скидывайте шмот! Погнали!
– Я скорее умру, чем туда войду.
– Ты бросаешь мне вызов над бессмертием, Соня-лав! – выкрикивает Даня.
Несмотря на все громкие протесты, закидывает меня себе на плечо и затаскивает на глубину, чтобы по итогу бросить в воду прямо в одежде.
– Какой же ты невыносимый! – выпаливаю я, едва успев вынырнуть и отплеваться. Но смеюсь при этом. Конечно же, смеюсь. Впервые за долгое время чувствую себя свободной и беззаботной. Душевные раны по-прежнему болят, но это не мешает мне кайфовать от жизни. – Дурачок! Не брызгайся хоть… Дай отдышаться! Даня! Мне холодно… Боже…
– Чтобы согреться, нужно двигаться, – смахивая воду с волос, игриво подергивает бровями. – Активнее, Соня-лав.
– Я двигаюсь… – смеюсь и снова визжу. – Только не трогай меня! Щекотно!
Несмотря на прохладу, круто проводим с Шатохиным время. Чуть позже к нам присоединяются Фильфиневич, Лия и сестры Чарушина. Лиза же с Артемом и Бойки со своей малышкой, погуляв вдоль берега, возвращаются в дом.
Сашу я теряю из вида. Очевидно, он окончательно заскучал и уехал.
И снова эти двойственные чувства – облегчение и огорчение. А еще жгучая ревность. Ведь он оставил друзей и полетел к своей Владе.
– Так, с кем ты в Киеве живешь? – допытывается Шатохин.
– С другом, – улыбаюсь я.
Он хмурится, будто бы удивлен.
– И как этого друга зовут?
– Габриэль.
– Ты такая фантазерка, Соня-лав! – выталкивает вдруг Даня возмущенно, заставляя меня рассмеяться. – Что еще за мушкетер? Я не верю, что ты с кем-то живешь!
– Это мой кот! – ору, когда он начинает щекотать.
– Кот? – изумляется. – Зачем тебе кот?
– Затем, – отрезаю сипловато.
И Шатохин понимает то, что я не могу озвучить.
Кот спасает меня от одиночества. Вот какой на самом деле является моя жизнь в Киеве.
– С кем ты его оставила? – спрашивает уже тише.
– Соседку попросила заглядывать. Там милая старушка. Если приедешь, познакомлю. Будешь от нее без ума.
Он воспринимает мои слова как-то превратно и морщится.
– Я не по старушкам, соррян.
– Боже, Даня!!!
– И не по котам.
– Даня…
– Я молодых писюх люблю, – выдает и косится на Рину.
Та ему средний палец выкатывает и уплывает к берегу.
– Ну, бля… – вдыхает Шатохин.
И бросается за ней.
Пару секунд, и нас всех оглушает визг настоящей Чарушинской кобры, как ее называет сам Даня.
– А что с мушкетером нашего принца? – якобы легкомысленно ерничаю немногим позже, когда уже идем всей толпой домой. – Почему он ее не берет к друзьям?
– Ты про Машталер? – не сразу врубается Шатохин.
– Про нее.
Данька позволяет себе заржать.
– Так, а на хуя она тут нужна? Гонишь, что ли? Нет, ты серьезно?
– Ну, серьезно-серьезно… – хохочу ему в тон.
Шатохин мотает головой.
– Никогда он ее к нам не позовет.
Я с каким-то абсолютно дурацким облегчением вздыхаю. И улыбаюсь, когда он подмигивает.
«Мне просто нужно с ним сблизиться из-за дела… При Владе это было бы проблематично… Вот и все!» – удается убедить себя в этом и успокоиться.