Снова натужно вздыхает, закатывая глаза, так что сдерживаюсь, чтобы не стукнуть его.
— Можно забрать, но никто раньше до этого не делал. Первая моя стая тоже была без зверя, я отдал им частичку своего вместе с кровью, что бы уже их дети рождались со зверем. Твои родные, не зная, как это опасно, передали твоего зверя той девочке. Им ещё повезло что в ней тоже спящая часть моей крови и зверь не убил ее сразу.
— Ей же просто кровь мою перелили, как вообще они могли передать так зверя? Разве это вообще возможно?
— Для Веды это не составило труда, твоя мать совершила огромную ошибку, доверившись ей, а не Ольге, второй ведьме.
Хорошо хоть сижу, а то вообще не понимаю, как после такого можно стоять на ногах. Зачем мама вообще это сделала? Неужели до такой степени боялась, что мы с братом станем оборотнями? Но почему тогда она никак не отреагировала на то, что брат стал волком?
— Но зверь Кристины умер, — меняю тему не желая говорить больше об этом.
— Она почувствовала твою кровь, захотела вернуться, но не смогла тебя найти и погибла.
Божок замолчал, а я прикрыла глаза, пытаясь понять, что по этому поводу чувствую, скорее всего только боль и сожаление.
— Почему все из-за Веды этой началось? За что она так со мной, с нами всеми? Что ей такого сделали оборотни? Вы ведь знаете, не так ли?
— Скажем так: нет более страшного существа в мире, чем преданная женщина. Особенно если эта женщина ведьма.
Замолкаем на долго, смотря на закат, для меня он уже больше не такой красивый.
— И что теперь? — спрашиваю безразлично.
— Договор составлен снова, в этот раз без посредников, вам самим придётся держать баланс, охранять мир.
— Да как ты не понимаешь? Зачем мне этот мир, зачем этот договор, если никого в живых не осталось?! — кричу на него, поднимаясь на ноги и хватая за плечи.
Внутри все взрывается от боли, по щекам текут злые слёзы. Мне так хочется представить, что это действительно Кай, обнять крепко и навсегда остаться в этом сне, рядом с ним. Божок знает мою слабость, обнимает так, как сделал бы он, чем заставляет снова расплакаться.
— Я даже охотников ненавидеть не могу, — признаюсь сквозь слёзы, — мстить им не могу!
— Потому тебя и выбрала Веда, слишком умной была ведьма, — вздыхает божок где-то над моей головой, поглаживая по голове рукой. — Но простых вещей не понимала.
В его словах восхищение, и я понимаю, что этот мужчина чувствует на самом деле, так говорят мужчины о своей любимой, той что свела с ума. Мне больно слышать это этим голосом, больно видеть вот этот затуманенный воспоминаниями взгляд на этом лице. Отшатываюсь назад, смотрю слегка в сторону и прекрасно понимаю почему ведьма могла пожелать его смерти.
— Я хочу, чтобы это все кончилось, выпустите меня, — прошу, чувствуя себя раздавленной и разбитой.
— И ты готова умереть от перехода? — иронизирует божок, не понимая, что мне не смешно.
Поднимаю глаза, смотрю в эти такие знакомые, такие родные глаза и не могу сказать и слова. Кай бы разозлился, очень разозлился если бы я просто сдалась.
— У меня есть выбор? — вздыхаю, опустив плечи. — Мой зверь умер, все умерли, и я тоже умру.
— Кто сказал, что умерли? Ты видела тела? Неужели ты считаешь, что моя кровь настолько слаба? — гордо и нахально спрашивает он у меня заводя в тупик.
У меня даже рот открылся от удивления. Подождите, это он сейчас издевается, или делал это раньше, игнорируя моя вопрос? Хотя какая разница, если есть шанс что он жив, все они живы. Мои губы дрожат, дергаются уголки губ делая что-то похожее на улыбку, а сердце замирает в неверии.
— Это правда? Он жив? Они живы? — не могу сдержать эмоций, сжимая руки волчьего божка, словно так заставлю его сказать то, что мне хочется услышать.
— Для того что бы ты узнала ответ, тебе нужно проснуться. В этот раз ты не сможешь просто этого пожелать. Я дам тебе часть своего зверя, что бы у тебя был хотя бы шанс перейти. Это все что я могу сделать для тебя, девочка. Ты согласна?
У меня нет сил разговаривать, так что в ответ только утвердительно киваю головой, словно болванчик.
— Хорошо, — улыбается он такой знакомой улыбкой, и подойдя ко мне и целует в лоб. — Береги его.
Его улыбка растворяется и сам образ стирается, словно это и правда всего лишь сон.
Глава 22. Кай
Глава 22.
Кай
Глаза закрываются, слишком устал. Останавливаюсь возле двери и прислоняюсь к косяку. На мгновение закрываю глаза, и перевожу дух. Надо заканчивать с этим, но я не могу. Хватаюсь рукой за косяк и сжимаю его с такой силой, что на дереве остаются вмятины. Действительно устал, раньше бы просто разломал его на кусочки.
— Брат, — слышу сзади взволнованный голос друга, потому беру себя в руки, отпускаю косяк и распрямляю плечи.
— Что? — скрываю свою усталость за раздражением.
— С тобой все в порядке? — задает он вопрос, который уже вторую неделю бесит больше всего на свете.
Его рука осторожно сжимает моё плечо. Он хочет меня поддержать, но не понимает, мне это не нужно, особенно от него. Дергаю плечом, и брат слегка ослабляет пыл, отходит на несколько шагов и неловко молчит.
Чёрт, когда же я смогу избавиться от этого чувства? Когда перестану его винить?
— Что ты хотел? — спрашиваю, как можно более спокойно.
— Кристина…
Он начинает говорить, и у меня появляется почти невыносимое желание сломать ему шею. Дело не в блондинке, даже не в брате, дело в том, что я их обоих кажется ненавижу. Так тяжело его слушать и испытывать ненависть, мне даже дышать сейчас тяжело, задерживаю дыхание. Концентрируюсь на том, чтобы просто смотреть, даже ни слушать, ни вникать в то, о чём он говорит. Мой лучший друг, человек которого я считал братом и единственным родным человеком перестал им быть из-за какой-то… девушки.
Чёрт! Как же тяжело о ней думать все время, но я не могу перестать. Вообще ничего не могу, и это уже откровенно бесит!
Сжимаю зубы со всей силы, прикрываясь сдержанной улыбкой, больше похожей на гримасу. Юра даже не заметил, слишком занят собственными переживаниями, своей прекрасной жизнью. Действительно, чего уж ему переживать о том, что чувствую я, когда у него такая «радость»: мертвая Кристина проснулась! Плевать что слегка сошла с ума и в волчицу сразу превратилось, но это куда лучше, чем не знать где она, как она, жива ли, чёрт бы ее побрал?!
Выдержки не хватает, моя рука пробивает стену, на которую опирался. Дышу тяжело, пытаясь успокоится, но все уже застелила красная пелена.
— Брат? — слегка испуганно подает голос кудрявый, за его спиной на шум выходит Дима.
На художнике которую неделю нет лица, только он сейчас может меня успокоить. Смотря на него я от чего-то вижу себя и это меня слегка пугает. Выдыхаю, опускаю плечи, но не могу отпустить злость.
— Почему ты здесь? — задаю давно волнующий меня вопрос.
Барт теряется, собирается что-то сказать, но я не даю.
— Я просил только об одном, но ты не смог и этого сделать, — говорю то, что давно уже хочу, но не чувствую от этого облегчения.
На его лице растерянность быстро сменяется злостью, так на кудрявого похоже. Никогда не умел признавать собственную вину.
— Белый! Не моя вина что это чокнутая…
Договорить он не смог, сложно говорить, когда тебя в стенку вбивают, держа за шею.
— Кай, остынь! — Дима пытается нас разнять, пока Юра безуспешно барахтается, пытаясь дать сдачи.
— Я спрашивал тебя: почему ты здесь? Почему ты не с ней? Если она так дорога тебе, тогда что ты, чёрт побери, делаешь здесь? Почему тратишь свое время на нытьё, когда просто можешь быть рядом?! — я кричу, срываюсь, потому что устал, потому что накипело.
Внутри распирает от боли, она душит меня с каждым мгновением сильнее. Хочу закричать: почему? За что мне все это? Но не кричу, просто отпускаю этого идиота и отшатываюсь к противоположной стенке коридора.
Он хочет что-то сказать, на лице гамма эмоций и в конечном итоге брат срывается и убегает. В коридоре только я и Дима, на его лице нет сочувствия. Он не спросит: с тобой все в порядке? Он знает, что со мной не все в порядке, не будет все в порядке никогда, пока не найду ее, пока не увижу и крепко не обниму. Чёрт, как же больно! Чувствовать все это не нормально, я даже уже не злюсь, просто хочу найти. До боли, до смертельной усталости и скрежета зубов! Я хочу ее найти!