В сполохах пламени, в яростном пении эльфийского рога – трое отступали из крепости, обнажив, открыв ее для атаки.
Оборванные, залитые смолой, обожженные и раненые, Ключник Иргиль, один из лучших мечников эльдар, тысячи лет не вступавший ни в какие битвы, принц Леголас, известный своей скоростью и силой, и нандо Мэглин, правый оруженосец короля Трандуила, спешно покидали Дол Гулдур, повернувшись к нему лицом, спинами – к своим соратникам на выжженной долине возле крепости.
Воинству, бьющемуся у подножия Амон Ланк, не требовалось никакого особого приглашения. Спустя несколько минут наступающие, оставив медленно двигающихся и медленно соображающих троллей позади, заполнили мост; Мэглин, Иргиль и Леголас утонули в водовороте мечей и трепетании шелков плащей.
Проход в Дол Гулдур был неширок; эльфы, люди и гномы – яростны и неукротимы. Реки черной крови заливали темные камни; занимался рассвет, и с рассветом в небе появился дракон.
Что задержало темного властелина – неизвестно, но голубой, нестерпимо сияющий дракон пал с небес с первыми лучами солнца, с пронзительным воплем злобы и отчаяния. Замерли как нападавшие, так и оборонявшие крепость; ясно было, что, если чудовище пожелает, все погибнет в огне, противостоять которому невозможно. Что ради наслаждения уничтожить врагов дракон истребит и соратников.
Но миг – и в небе захлопали тяжкие крылья; Корхаур появился с двумя воинами ветров, и, едва дракон изготовился для атаки, растопырив острые иглы вокруг головы и разинув пасть, на него пали лучшие бойцы крылатого воинства.
Леголас, взбежав на высокую башенку, кричал:
- Корхаур! Корхаур, возьми меня на спину, возьми!
Но орлы не слышали; схватка с драконом увела их выше облаков, и оттуда раздавалось лишь пронзительное шипение и громкий клекот.
Войска вздрогнули, и битва закипела дальше.
В разрыв облаков упал один из орлов – израненный, обожженный; Галадриэль и Элронд бросились к нему, но небесный воин умер, широко раскинув крылья.
Трандуил серебряной метлой очистил крепость… рассвет парализовал троллей вокруг Дол Гулдура, и гномы дробили их на куски; орки и варги бежали – и попадали под копыта и стрелы конницы рохиррим, которая закрутила свой привычный смертельный водоворот вокруг подножия холма. Крепость освободили от темных сил – освободили величайшей ценой; но цель, главнейшая цель не была достигнута.
Протрубив победу, Трандуил также взбежал на одну из башен, и тревожно вглядывался ввысь.
Элронд пел прощальную песню павшему орлу…
Тучи разорвались, и два других, Корхаур и еще один молодой воин, тяжко опустились на зубцы крепостной стены Дол Гулдура. Оба тяжело дышали; Корхаур никак не мог собрать крыло, другой орел был опален.
- Надо преследовать дракона, - воскликнул Трандуил, - надо посмотреть с высоты, в какую из крепостей он полетит!
- Мы прогнали его величайшей ценой, - тяжело выговорил Корхаур. – Он поднялся так высоко, как не может никто из нас. Нам придется восстановить силы, король Сумеречного леса, и лишь затем попытаться его отыскать. Ты победил – крепость пала.
- Я победил, - горько выговорил Владыка. – Я – победил.
Леголас подошел и молча встал рядом. С другой стороны приблизился наполовину нагой, изнуренный Мэглин, на запястьях которого все так же болтались толстые наручники, и без сил опустился у ног своего короля.
Трандуил смотрел поверх голов, поверх зубцов крепости, поверх сожженного леса – в сторону Мордора.
========== Глава 14. Минас Моргул ==========
Ветка раскачивалась вперед-назад, обхватив костлявыми пальцами костлявые плечи.
Ну и как теперь выполнить обещание, данное Оме?
Мысль о ребенке внутри тела варжихи как-то угнездилась в ее голове, преисполненной знаниями об ЭКО и суррогатном материнстве. Ветка три раза потребовала сообщить ей все приметы этой самой самки, но уже после первых слов Голоса она знала – нуменорец не лжет. Нуменорец из каких-то соображений сообщил ей правду.
«Просто будь с ним. Будь так, как он требовал – будь горячей, проси ласки, если надо, приказывай. Просто будь собой, Ольва Льюэнь. Это все, что я от тебя потребую. Не отказывай Хозяину на ложе. Выполни его просьбу, зови любимым».
Зачем ему это?
Ветка медленно встала, подошла к металлическому зеркалу в рост. Выпрямилась.
Косточки таза жалко торчали, промежуток между бедрами стал шире желаемого, грудь опала, ключицы выступили.
- Ну какого хрена я? – вопросила Ветка кувшин. Быть горячей и страстной любовницей совсем не хотелось. Хотелось есть, это да. И данный признак был расценен как благоприятный. – Ну чего он, падла, во мне нашел?
Тяжело вздохнув, она перебрала тряпки и напялила что-то нарядненькое. Нарядненькое повисло унылыми складками. Надо было еще привыкнуть к мысли, что твой ребенок от любимого мужчины – в теле волчицы, то есть, простите, варжихи, а ты сама за его жизнь и благополучие дала обещание демонстрировать испанские страсти с тем, кто издевался над тобой и удерживает в плену.
Логистика не увязывалась – в Веткином сознании все равно получалось, что надо бежать. Просто теперь – вместе с волчицей.
Голос не пожадничал и рассказал довольно много. Выходило, попади волчица к своим, ее растерзают.
Выходило, эта молодая самка теперь везде изгой. Вне Мордора ее убьют люди или эльфы, в самом Мордоре - свои.
Пока что, как поняла Ветка, ее содержали где-то неподалеку – так как ее присутствие помогало сохранить жизнь ребенку, растущему в теле другой матери.
- Господи, Эру Илуватар, - выговорила Ветка, продираясь гребнем через собственные гномьи кудри, густо прошитые сединой, - мама дорогая, это очень страшная сказка. Если подумать – очень.
- Я рад, что ты поела, - дракон медленно тек на свое место вдоль стены, на руки Ветки легли теплые широкие ладони. – Я все же держу свое слово. Слово, которое давал тебе. Твой сын жив.
Ветка посмотрела сама себе в глаза – в отражении на полированном металле.
Посмотрела.
Улыбнулась.
Повернулась и запустила пальцы в густые волосы – красные, черные, перепутанные. Такие густые и тяжелые, пахнущие чем-то сложным, будто восточным.
Лиловые глаза мужчины были очень близко.
Ветка подумала о сыне и простонала прямо в узкие губы:
- Любимый…
Ночь длилась и длилась; Саурон был нежен, и отдавался любви целиком. Ветка играла изнурительнейшую в своей жизни роль.
Снаружи ее узилища, закусив обрезок губы, плотно прижавшись телом к камню, стоял у потайного окошка нуменорец.
К нему не раз и не два подбегал встревоженный орк, но Ома только отпихивал его ногой – прочь, не сметь тревожить, не см-м-меть…
И лишь когда Хозяин провел с желанной ему женщиной весь день и всю ночь, насладившись, как только возможно – нуменорец, почти не спавший, покрытый красными и белыми пятнами, с черными кругами у глаз, изволил выслушать гонца.