Тут была какая-то травка, несколько чахлых кустов боярышника, готовящихся цвести, и совсем крошечный родничок, который, проложив неуверенное русло длиной в два или три шага, уходил в почву, так и не образовав ручья.
Ветка глотала тонкую струйку воды, серебристо сбегающую на выдолбленный временем камень, и никак не могла насытиться. Рукой она крепко придерживала Нюкту за мохнатое ухо – варжиха лакала из выемки в камне, разом собирая всю воду широким языком, и с трудом дожидаясь, пока влага наберется снова.
Витязь и его меарас стояли поодаль – недвижно.
Ветка, наконец, заподозрила недоброе и подняла голову.
Глорфиндейл смотрел на нее и на варжиху странно. Взор его был напряжен, туманен, меч в запекшейся крови был зажат в руке.
Нюкта вздыбила шерсть на загривке и зарычала; облизала шею и щеку Ветки, пахнув острым звериным запахом, и снова завибрировала гортанью, выпуская низкий угрожающий звук.
Ветка, вдруг поняв мысли эльфа, попятилась и выставила ятаган.
- Всем будет лучше, если надругательство прекратится здесь и сейчас, - напряженно сказал Глорфиндейл. – Это черное колдовство, темнейшее из всех возможных. Я жалею о твоей утрате… и сверх всякой меры буду сочувствовать горю Трандуила, но… лучше я. Ольва Льюэнь, ты боец. Ты поймешь. Это лучше. Я. Я не знал, и… и выжидал момента, чтобы именно ты нанесла дракону роковой удар. Ты… чтобы ты… обрела долголетие, сопоставимое с жизнью эльфов. Я… это моя ошибка, и ее следует исправить. Ты…
- Долголетие, - сказала Ветка. – Нахрена оно. Даже не пробуй. Даже не… – голос ее сорвался, девушка попыталась сглотнуть и зашлась в сухих рыданиях. – Я никуда не пойду. Я никому не покажусь. Мы с… с Нюктой… будем прятаться ото всех. Сколько надо. Не смей даже думать. Не надо, Глорфиндейл, не н-надо… мы… попробуем выжить… просто забудь, что мы есть, - Ветка вцепилась в шею животного отчаянно, двумя руками, не выпуская ятагана; варжиха то рычала, то растерянно поскуливала. – Если надо, мы никогда сроду не появимся там, где живут эльфы. Мы найдем, где нам выжить… мы… нет, не надо. Не смотри так, нет…
Эльф длинно шагнул вперед. Ветка завизжала, но звук получился не задорный, а словно задушенный. Нюкта вскрикнула не по-волчьи, как человек - переполошенной бабой, тонко и истерично, и встала над упавшей девушкой, бьющейся от ужаса, накрыв ее косматым брюхом. Боевой варг готовился встретить врага. Как мог.
Эльф шагнул еще раз.
Белый конь замер с высоко поднятой головой.
- Тогда и меня, - выговорила с трудом Ветка, щелкая зубами, обхватив себя руками за плечи. – Тогда – и меня. Ты понял?.. Иначе нет смысла. Тогда – и меня.
Глорфиндейл остановился, глядя на оскаленную, вжавшуюся задом в скалу бурую варжиху, и на девушку, беспомощно валяющуюся под ее брюхом. И вдруг вздрогнул и обернулся…
- Alhortha, - четко выговорил меарас. – Lastaind.
- Ты говорил последний раз…
- Когда ты положил этот камень, ровный, как яйцо, под этот родник, - благородный конь сиял серебром, но голос его был старым и грустным. – Мои годы близятся к концу, и ты найдешь на зеленых равнинах моего сына, который придет к тебе, также отозвавшись на имя Асфалот. Теперь в камне вода проела чашу, и я заговорил напоследок твоей речью, чтобы удержать тебя от ошибки, мой друг, мой всадник, мой витязь.
Глорфиндейл глянул на меч, поспешно воткнул металл в сухую жадную почву, выдернул чистым и вбросил в ножны.
- И я повторю тебе, - продолжал конь, - не торопись. Послушай сердцем.
Фыркнул и опустил голову к чахлой траве, укрывшись пеленой сияющей гривы.
Ветка перестала подвывать и, пытаясь завернуться в кольчугу, так как от подступающих прохладных весенних сумерек ее начало потряхивать, смотрела разом на коня и на Глорфиндейла, собравшись в комок под широкими твердыми лапами Нюкты. Она не слышала ни слова… но по выражению крайнего изумления на лице Глорфиндейла поняла - случилось что-то удивительное.
Витязь шагнул. Пальцы его потянулись к ужасной морде с вывороченными ноздрями, огромными зубами; Нюкта, подрагивая губами в извечном волчьем оскале, следила за рукой.
- Дай ему тебя потрогать, - сипло прошептала Ветка, - пожалуйста… Нюкточка… ради нашего сына. Пожалуйста.
Пальцы эльфа зарылись в густую шерсть на морде варжихи.
Почесали широкий упрямый лоб.
Витязь убрал руку, сел на камень и какое-то время злобно ругался.
- Ну что? – спросила Ветка, словно мамаша с ребеночком на приеме у знатного диагноста. Ужас постепенно отпускал ее, отпускал изнутри, как будто развязывались тугие узлы, затянутые прямо на сердце.
Эльф стер пот со лба.
- Сын Трандуила, - раздельно выговорил он, - впрямь в этой… в этом… жив там. Он не затронут искажением, до него не дошла пока страшная магия Темнейшего. Он защищен, в том числе и мной, духовной броней моей магии, ведь он частица тебя… и я думаю, я знаю, чем еще, какая благая сила ежедневно хранит его. Темнейшему было не добраться до него сразу и напрямую. Как и до тебя, Ольва Льюэнь, до твоей сути и до твоей души. О, но сколь проще было бы все, если бы я знал, и… но я преследовал дракона стремглав, и… иначе я упустил бы его, и…
- Ты не тронешь нас? – нервно выскулила Ветка.
- Я буду оберегать каждый волосок, коими вы две теперь богаты, - сердито сказал Глорфиндейл, - я проведу вас тайными тропами в Сумеречный лес, так как этой… твоей… твари любые темные создания опаснее людей и эльфов. Почуяв такое, ее разорвут вмиг, и тогда искра эльфинита будет утрачена вовсе. Он должен родиться. Я так считаю. Это противоестественно, о такой магии ранее никто не слыхал… видно, мощь некроманта и впрямь возросла стократ… но это есть. Я должен выпить.
Ветка смотрела, как эльф глотает крепкое вино из своей фляги и не могла поверить.
- Мы можем… жить? Ты не будешь убивать нас? Ты нас защитишь?
- Да, - тяжко выговорил эльф. – Я – да. Я не буду. Я стану защищать всей своей жизнью, чтобы вы, Моргот вас дер-ри, добрались целыми и вдвоем… втроем… к Трандуилу. Если Галадриэль и Элронд и маг подтвердят… что… а если нет, пусть казнят они. Возможно, когда эльфинит уже будет рожден. Я же не слышу зла и не могу взять на себя вину убить первого младенца эльфа за три тысячи последних лет.
- Балрог знает что, - зубы Ветки лязгали. – Выходит… урок такой… скрываться ото всех, белые придут – грабят, красные придут – грабят?..
- Я не понимаю, о чем ты. Но суть верна. Прятаться ото всех, как прятался я в Мордоре, проникая в Минас Моргул, выбирая подходящий момент, чтобы ты сумела вырваться на свободу, - голос Глорфиндейла был все еще досадлив, почти отчаян. – Скитаться по окраинам болот, по тайным тропам, только лишь найдя выход из Мордора – тут нам не прожить и не пропитаться. Твоя… твой зверь… она признала тебя, и будет тебе служить, но варги плохо переносят голод. Ее надо кормить. Для нее надо охотиться, и дичь должна быть чистой. Понимаешь? Варги жрут орков и трупы пленников. В орочьих станах плохо с чистой едой. Поэтому для начала я подумаю, как нам выйти из Темной страны. Я подумаю, - витязь понурился; золотые волосы потекли вниз потоками со склоненной головы.
- Как было бы просто, - снова с досадой прошептал он, - я посадил бы тебя на Асфалота, и меарас перенес бы тебя через гряды скал. Я… но я даже фэа небесных витязей не слышу – орлы улетели, едва погиб дракон. Они должны возвращаться и сторожить свои небеса. Они не могут долго участвовать в делах нашего мира. Что теперь делать?