Нюкта перестала казаться ей страшной – Ветка узнавала малейшие изменения мимики зверя. Это была совсем молодая, веселая, подвижная волчица, недавний щенок. Она играла, отбегала и возвращалась, и Ветка, убедившись, что силой Нюкту не удержать, каждый раз лишь судорожно выдыхала – я должна доверять, иначе ничего не выйдет, я должна доверять.
Временами Ветке казалось, что варжиха разумна и понимает речь. Она то выполняла команду «принеси две палки», или «ляг и перекатись на спину», то вдруг начинала пугаться и шарахаться около крошечного ручейка, делая вид, что перейти не может никак. Попытки Нюкты поиграть поначалу доводили Ветку до бессильных истерик… пока она не вспомнила, как в далеком прошлом занималась собаками. Нюкта явно была больше, чем собака, но отношения выровнялись и наладились. Нюкта стала больше слушаться ровного и спокойного тона, чаще показывала свою разумность, а Ветка вынуждала себя не подпрыгивать и не визжать каждый раз, когда варжиха скрывалась из поля зрения.
Когда они добрались до этих благих болотистых и нехоженных мест, наступило лето – яркое, солнечное, ароматное. Болота радушно встретили девушку в растрепанной странной одежде, черной кольчуге, перепутанными волосами, и бурую варжиху, инстинктивно сторонящуюся всех живых существ, кроме дичи, и показались раем.
Густые шапки мхов и окна трясин; могучие валуны и кусты, зацепившиеся за скудные огрызки твердой почвы, болотные цветы и обитатели, редкие полянки, поросшие разом всеми видами болотных ягод и ранних грибов… и везде – огромные, гигантские останцы стволов, почерневших и окаменевших, древние великаны умершего здесь когда-то леса.
Пищи на болоте было много.
Ветка наивно полагала что это уже Мертвые болота, исполненные дурнейшей славы, но на самом деле она застряла на относительно небольшом болотце Северного Итилиена, невдалеке от Хеннет Аннуна, которого велел опасаться Глорфиндейл. С высокого камня она еще видела тени гор, ограждающих Мордор; здесь вблизи были и утесы, и деревья, и роскошные луга, и на самом деле она была на много миль южнее, чем если бы добралась до Мертвых болот. Двигаясь на север, слева она оставляла Андуин, который мог бы быть путеводной тропой для нее, а справа скалы Мордора.
Но география чужого мира, которую ей приходилось изучать либо мало, либо в слишком экстремальной ситуации, оставалась непознанной, место – определенным неверно.
Ногти отросли, были обкусаны и обточены о шершавый камень. Волосы спутанной львиной гривищей лежали сейчас ниже шеи, до лопаток. Ветка едва разбирала их руками и мечтала, чтобы блохи, обитающие на Нюкте, не перебрались на нее. Расчесок у харадских трупов не было, и Ветка обходилась крепкой развилочкой рябины, выломанной и обструганной.
Девушка опасалась рассматривать свое тело, и особенно – покрывавшие его слои грязи, с которыми удалось разобраться только тут. Болотце показалось ей щедрым, укрытым от всех и вся, наполненным прогретой на июньском солнце теплой водой в бочагах, уютным и даже красивым.
Нюкта охотилась на водных птиц, жестких, как каучук, и совсем не жирных. Съедобными были опять же сердце и печень, но Ветка не сразу приспособилась потрошить дичь так, чтобы не залить всю тушку желчью. Варжиха всегда с большой осторожностью и благоговением принимала пищу, если самой Ветке удавалось метко пустить стрелу и добыть какую-либо дичь. Ветка же даже не останавливалась мысленно на ровной безжалостности, с которой она скручивала шеи шальным зайцам…
Необходимость бояться всех и вся изнурила Ветку до последней степени. Не считая дней, она просто отсыпалась под громадным нависающим погибшим стволом, выеденным временем. Она набрала веток и насыпала ложе из упругих белых лишайников и мхов, высушенных солнцем – спать на Нюкте было слишком жарко. Но девушка радовалась, когда волчица оставалась рядом, прихватывала ее оставшееся ухо рукой и поглаживала упругий, более нежный, чем на туше, мех.
Пищи было достаточно, чтобы желудок не бурчал бесконечно; Ветка приводила в порядок, как могла, отстирывала тряпки, решала свои небольшие женские проблемы, попробовала промыть с золой волосы и даже добилась частичного успеха в деле их расчесывания. Нюкта в какой-то день явилась измазанная соком едких трав – и через некоторое время Ветка убедилась, что блохи покинули животное.
Лето казалось безграничным, а необходимость куда-либо двигаться, дальше рискуя шкурами – сомнительной.
Так продолжалось довольно долго – Ветка, если бы она умела наблюдать солнце так, как эльфы, отметила бы, что близится летнее солнцестояние. Итилиенское, ошибочно принимаемое за Мертвое, болото дарило покой, тепло и пищу.
Ветка потянулась и благостно вздохнула.
В кустах, с одной стороны окружавших Веткин островок (с другой стороны были бочаг и трясина), раздался треск – и Нюкта задом, задорно рыча, вытянула на полянку добычу и принялась жрать, полной пастью вырвав брюхо лошади и заглатывая кишки.
Лошади.
Ветка подпрыгнула и замерла в сторожкой позе; молнией метнулась к стволу и вмиг вооружилась черным ятаганом. Она была боса, только в застиранной, порванной и прожжженой рубашке Глорфиндейла, с обкромсанными рукавами; глаза ее дико горели желтым огнем, волосы тут же встопорщились агрессивным африканским манером, хотя волна, благоприобретенная Дисовым мылом, и не была столь крутой; но за лошадью, поседланной лошадью в добротной сбруе никто не последовал.
Ветка пять минут успокаивала сердцебиение, и затем, переступая босыми ногами по мхам, проваливаясь по щиколотку до самой сырости, пошла вперед – легко, как тень.
Следы, откуда Нюкта тащила лошадь, были видны – поломанные кусты, борозды на мхах; но тянуть добычу долго варжиха не смогла бы, и не сочла нужным закидывать ее на спину, как она делала с оленями и болотными кабанами.
Шагов через пятьсот местность стала выше и суше – в эту сторону Ветка еще не ходила; большой валун скрывал чуть наезженную тропу, едва заметную, похожую на кабанью, которую ранее не заметили. На тропе лежал неброско, но весьма хорошо одетый молодой мужчина в темном плаще, с черным болтом в плече, вогнанным до самого оперения.
Ветка замерла как вкопанная.
С одной стороны, лошадью этого человека пообедала Нюкта… заодно проложив прямую и достаточно заметную дорогу до самого их убежища.
С другой – других людей не видно, а если они появятся, начнется охота.
Ветку жестко рвануло в две стороны. Мчаться одеваться, вспрыгивать на поевшую Нюкту, и нестись прочь отсюда, прочь, на север.
Другая сторона – исполненная веры в людей и добро, воспрявшая от регулярной пищи, чистого тела, продолжительного безопасного сна – вынуждала оказать помощь. Вдруг он тут один и никто не появится? А такие болты, с еле заметной продольной нарезкой, орки, как правило смазывали ядом.
Орки.
Далеко ли мужчина получил стрелу?.. Судя по следам, лошадь скакала во весь опор – куда? Всадник сверзился, когда случилось – что? Нюкта вцепилась в лошадь или он потерял сознание сам, и животное остановилось, чтобы стать обильным обедом варга?
Ветка чуть свистнула – Нюкта, слизывая с морды кровь и ошметки мяса, появилась спустя минуту. Девушка больше не сомневалась – рывком затащила мужчину на спину варжихи, и та, как призрак, заскользила по мхам.
- Натоптали, - прошептала Ветка. – Натоптали-и-и!
Меньше трех минут ей потребовалось, чтобы одеться, зашнуровать снаряжение и собрать все пожитки. Еще спустя две минуты Нюкта неслась по болотам, осторожно ступая широкими лапами, почти не оставляя следов, стараясь не уронить двойной груз. Ветка знала, что позже варжиха вернется и съест лошадь целиком, но сейчас надо было убраться в безопасное место.