***
Ветка неслась верхом и не могла поверить своим чувствам. Мужчины, хорошие люди, обещали ей поддержку и сопровождение.
Но взгляд Глорфиндейла в тот момент, когда он узнал правду о варжихе, и его поднятый меч были хорошей прививкой от лишнего доверия.
Ветка ощущала огромное облегчение и уверенность в избранном пути – благодаря карте, которая покоилась у нее за пазухой, благодаря подробным беседам с предводителем отряда дунадайн в Хеннет Аннун.
Вперед. На Север!
Путь займет как раз все время, которое есть до весеннего равноденствия.
Вперед.
========== Глава 19. Лилии ==========
- Какого балрога мы терпим орков позади себя? Трандуил, давай разделим отряд - гномы налево, эльфы направо, и избавимся от преследования!
- Ты столь нетерпелив, Торин, - на своих конях короли были почти вровень. Герцег, раздувая ноздри, неприязненно косился на Воронка, временами сердито прищелкивая удилами и пуская пену. - Они не атакуют, а лишь считают, что незаметны нам и потому могут безнаказанно преследовать. Арвиль, Теннарис и Даэмар поочередно присматривают за Агниром. Мне любопытно, что именно красный орк хочет от нас. Его господин вновь изменил ипостась… лишился телесности. Продолжать ему служить – значит проявлять искреннюю преданность. Вот только ради чего?
- Ну мы-то от него хотим одного, - буркнул Торин. - Хотим узнать, где Ольва. Куда именно ее могли еще перевезти из Минас Моргула, если волшебник прав и ее содержали именно там.
- А куда еще податься орку? – подал голос Мэглин. – Положим, в его сердце вытравлен не весь свет. Он горяч, молод, в его роду были… хм… но в Средиземье нет иного места орку, кроме как среди себе подобных. Не уйти и не обрести пристанища ни у людей, ни у гномов, ни у эльфов. Его везде убьют, он везде будет изгоем, тем более, что силен и умен. Такова же была судьба и Азога. Лучше избирать сознательное служение и стремиться стать наиболее могущественным из темных, чем наипоследним у иной стороны.
- Ты заступаешься за него? – резко спросил Торин.
- Я, как и мой Владыка, полагаю, что в данный момент Агнир безопасен. У него нет связи с Барад Дуром, слишком внезапно все случилось и слишком сокрушительно мы разбили у Дол Гулдура его войска. Как комендант крепости, он… ну да ладно. Он видит нас, он знает, как мы ценны… и как опасны. Он идет за нами вслепую, надеясь, что случай подскажет ему, что делать. Он не решается атаковать и не решается потерять из виду двух королей.
- Я соглашусь с Мэглином, - выговорил Иргиль. – Халдир?
- Я в данном случае согласен скорее с гномом и уничтожил бы этот отряд, не давая ему висеть у нас на хвосте. Мэглин философ и всегда ценит любую жизнь, я – глава лучников стражи Лориена и вижу мир в основном нанизанным на острие моей стрелы, - усмехнулся Халдир.
- Пока подождем, - подытожил Трандуил. – У нас есть цель, и, если огненный орк помешает ее достичь – вот тогда мы поговорим иначе.
- В уборную Махала эльфов, - ворчал Бофур, - Торин, давай сами ударим по оркам, мне не по себе, что они следуют за нами…
- Еще день потерпим. Может быть, Трандуил знает, что делает, - тоном глубочайшего сомнения выговорил Торин и хлестнул Воронка.
- Может быть, может быть, - сказал Гэндальф, едущий чуть поодаль.
***
Ранний рассвет, ранний рассвет в пути. Кони пасутся, едва видные в тумане и камнях Бурых равнин, путники спят, стражники оберегают небольшой лагерь.
Лето вступило в свои права – даже эти унылые места, обычно безжизненные, цветут и сияют.
Трандуил, Владыка Лихолесья, облаченный нынче в простой дорожный плащ, с тонким венцом на лбу, удерживающим длинные серебряные волосы, вспоминает, сидя на камне.
Полоска рассвета, пробивающегося сквозь завесу водяной дымки; нарастающие с каждым днем травы, и надежда, которая гонит всадников вперед.
Ольва Льюэнь.
Она и вполовину не такая, как эльфийка. Не назвать ее прекрасной или подобной звезде; не воссияет она бессмертной королевой бессмертного народа, и не будет такой, как та, что ушла навеки.
Но отчего-то скорбь по утраченной супруге перестала быть тягостью и стала почетной, словно бесценный бриллиант в венце. Память не предана, она сохранена всецело – а тревога, тревога вся, без остатка, отдана не возрождающемуся Лихолесью, не Леголасу, сыну, который все понял и поддержал, а той крошечной искре счастья, что теплится сейчас в теле человеческой женщины.
Никому, лишь себе, признался бы Трандуил – да, он сомневался, что полюбил.
Как отделить волнение плоти, жалость, любопытство; как принять то, что он, бессмертный Владыка величайшего лесного королевства, повелитель авари, снова сумел отдать сердце и свет фэа…
Человеку? Человеческой женщине?
Плод, который был зачат в теле Ольвы, изгнал последние сомнения.
Любовь. Какой бы она ни была. Любовь не эльфийская, но от того не менее страстная. Глубочайшая. Любовь, позволившая памяти о незабвенной супруге засиять драгоценным бриллиантом… и перестать бередить душу, подобно отравленному куску металла, застрявшему в ране после битвы.
Ольва Льюэнь, желтоглазая майа Торина. Подданная Эребора, выходец из другого мира, странного мира; владелица Герцега, неугомонная и непоседливая, как ребенок, несмотря на тот возраст, в котором люди обычно делаются уже матронами и матерями многочисленного потомства…
Ее короткие волосы, покрашенные ядовитой краской, ее морщинки около глаз, ее фигура не то мальчика, не то эльфийки, ее причудливые умения и навыки, способ себя держать – все это заворожило царственного эльфа… и покорило сперва его разум, а затем фэа и плоть.
Для какой новой великой цели предназначил его Эру, что позволил вновь испытать такое чувство? Оживил взгляд, воспламенил сердце, вернул молодость духа, интерес к миру? Позволил пройти складкой Арды и убедиться – мир не един, но множественен, как и предполагал неугомонный златой эльф…
Позволил получить удар мечом в сердце, умереть и воскреснуть, обретя любовь.
Любовь.
Вот первый плод этой любви – победа, одержанная в Дол Гулдуре; Враг, выбитый из оплота, занимаемого много десятков лет.
Или он, Трандуил Ороферион, врос корнями в почву Эрин Галена, и сам сделался подобным древу – могущественному, но косному, неспособному идти куда-либо, навеки приросшему к одному месту?.. И его надо было встряхнуть, оживить, вынудить снова двигаться, измерять конским шагом пространства Средиземья, чтобы вернуться иным – ибо в дорогу мы всегда выступаем одними, а возвращаемся всегда новыми?..
Трандуил вспоминал балы и праздники, которые назначал и возглавлял, тоскуя по прошлому, по Дориату, сияя, подобно звезде, с черной пустотой в душе. Водопады вина, позволяющие иногда забыться. Глорфиндейла считали пьяницей?.. Никто не видел и не знал, как временами пил он – юный внешне, прекрасный и величественный, неизменно мудрый, хотя и капризный, Владыка Лихолесья, тысячелетний вдовец. Витязь пил открыто, оплакивая просчет или обмывая победу, не тая своих чувств… а он…
Трандуил встряхнул серебряными волосами. Теперь всему этому конец. Настолько молодым и живым он не помнил себя – но знал, что был таким. Пришло время вернуться к себе, что бы ни случилось. Длиннейший путь скорби, существования прошлым завершен – а впереди, сколько бы ни было, жизнь и свет.