«Эмин Муил – это невысокие горы и сплошные перевалы, изъеденные пещерами холмы, одинаковые и поросшие лесом. Во многих местах там растут высокие травы с острыми краями, которые могут изрезать в кровь всадника и лошадь. Это гиблое место, и как только ты отойдешь от Андуина – сразу возникнет проблема воды. Если ты пойдешь этим берегом, то пересечь Эмин Муил тебе надо как можно быстрее. У опытных следопытов путь через нагорье от восхода до заката, если не повстречалось никаких врагов, занимает три дня.»
«Найти там воду ты сможешь только по особым деревьям с темной и жесткой листвой. Если есть такое древо – в оврагах окрест можно будет отыскать питье тебе и варгу. Этот путь будет наименее безлюдным, и орков тут может оказаться менее всего. Дичи хватит, должно хватить. Твоя задача – до начала зимы выбраться за пределы болот и Эмин Муила и оказаться в Южном Рованионе.
Не стоит забирать к востоку – держись Андуина. Восточнее будет Привражье, место, где отсиживается множество орков перед возвращением в Мораннон. Путь вдоль Андуина станет проще, ты уйдешь в сторону от возможных опасностей, хотя они подстерегают тебя буквально везде. Невозможно представить простой и легкий путь для тебя, путь длиной в год. Увы.»
Ветка смотрела, как молодой дунадайн играет с Нюктой – не откидывая, впрочем, капюшона, и думала, что уже не год. Не год. Следопыт пояснил ей продолжительность местного года и рассказал, как его делят тут. Важнее было то, что под деревьями в изобилии уже произрастали съедобные грибы, земляника отошла, а душистая малина – началась. Время шло. Надо было уложиться в назначенный ей путь быстрее, чем за год.
«Места делаются благими, и на этом берегу Андуина появятся поселения людей. Излучины реки образовали Южные и Северные отмели, богатые рыбой и заводями. Здесь же к реке ближе подходит Чернолесский тракт, который, однако, не делается менее опасным, так как все еще связывает Лихолесье и Мордор. Места – чередующиеся каменистые низкогорья, леса и равнины. Пройдя Северные отмели, останется только достичь Лориена – который будет на западном берегу великой реки. Эльфийские владения ты узнаешь по деревьям, которые будут сиять зеленью и багрянцем даже зимой. А на восточном берегу, забрав также к востоку, ты выйдешь на оконечность Лихолесья. Узнать нужные места будет нетрудно – могучий пожар выжег черную полосу от Дол Гулдура до самого края леса, и образовалась громадная просека. Прямо во время битвы ей дали название Наур Сирион – Путь Огня. По краю Пути Огня, опасаясь равно темных существ и эльфийских пикетов, если ты считаешь и их опасными для себя, ты дойдешь до Дол Гулдура. Но можно и не ступать на Наур Сирион – ты вольна обойти Лихолесье как с запада, минуя Росгобел, так и с востока, преодолевая окрестности Долгого озера, минуя останки Эсгарота. Путь западом длиннее, но путь востоком не намного короче и гораздо опаснее. Так что, чтобы пробраться к Эребору, тебе придется в любом случае приложить значительные усилия. Это много дней, декад и месяцев, Лана. И все это время ты вправду должна хорониться и от орков, и от людей, и от гномов, и от эльфов. Я сужу по тому, как ты смотришь и как реагируешь на мои слова».
«Лана!»
- А? – Ветка очнулась от своих размышлений.
- Судя по тому, что ты перестала меня слушать на описании Дол Гулдура, твоя цель – не Эребор.
- Ну-у… Мне нужно на север, дунадайн. Какая разница, куда именно. Спасибо тебе. Эктелион уехал, не попрощавшись…
- Ему не хотелось вспоминать, что ты спасла его, Лана. Мы нашли бы его, но не исключено, что не так скоро – мы выслеживали и уничтожали малый отряд орков, которые и ранили его. Затем мы выследили тебя. Вас, - капюшон чуть повернулся в сторону Нюкты, которая, рыча, трепала по земле крепкого и совсем молодого парня – тот хохотал и отбивался.
- Я бы хотела забрать ятаган и кольчугу.
- Нюкта не повезет груз, как вьючная лошадь. Тебе все вещи все равно надо будет держать на своей спине. И я бы оставил клейма Минас Моргула тут, нечего тебе их таскать с собой. Ты хорошо поняла карту?
- Я пойду вдоль Андуина, следопыт. Я так поняла, если я попробую переправиться до Рауроса – я попаду в заболоченное устье Энтавы, в котором нетрудно совсем потеряться. И затем мне снова придется переправляться, не вступая в границы Лориена. Так что лучше уж теми самыми безлюдными тропами. Лучше – ими. Западный край Мертвых болот, а затем Раурос, Нен Хитоэль и Эмин Муил. Держаться Андуина. Слушать водопад до тех пор, пока он будет способен подсказывать мне верное направление. Так?
- Эх, - выговорил старший из дунадайнов, - отчего ты не даешь себя проводить?
- Я не одна. И провожать меня не надо. Это… запретно, - Ветка и сама не знала, отчего у нее вырвалось это слово. Но именно так она и чувствовала – рядом с этими людьми слишком трепетала, словно на ветру, магия, поддерживающая ее сына. Тревогу объяснить было никак нельзя, и все же Ветка была уверена – то сияющее волшебство, которое теплилось в Нюкте, не выдержало бы рядом людей, эльфов, гномов, никого. Слишком легко было погасить чары, созданные злом – и со злой целью. И обернувшиеся, как истово верила женщина, в добро.
В свет.
В ее свет, свет надежды, в путеводную звезду.
***
И вот уже четвертую декаду Ветка не могла выйти из Мертвых болот.
Вот теперь она поняла разницу – только не понимала, в какой момент она так безнадежно и страшно заблудилась. Сутки напролет ее одежда и шкура Нюкты были промочены насквозь; голодной варжихе было тут почти нечего есть, и, хотя ночами они еще не мерзли, но охотиться тут было не на кого. Жирные нагулявшие за лето тело птицы не всегда попадались, да стрелы у Ветки кончились быстро – она сполна оценила, что сочетание «меткий глаз, косые руки» может прямо вести к гибели.
В отдельных бочажках водилась рыба – странно спокойная и жирная. Но пожарить ее было невозможно, так как сухие островки с хоть каким валежником встречались крайне редко. Ветка питалась сашими, Нюкта съедала остатки рыбин, которых женщина била острогой… но вкус к такой пище пропал после того, как однажды Ветка увидела в бочаге лица.
Странные, тонкие, прекрасные в своей смертельной искаженности лица витязей; оскаленные морды лошадей, провалившиеся глазницами, латные перчатки, сжимающие призрачное оружие… до утра Ветка просидела, вцепившись в Нюкту, скуля и плача, как и варжиха; а вокруг них на болоте танцевали бесконечные голубые огоньки, заманивая встать и шагнуть в никуда.
И снова Ветка на рассвете, заметив положение солнца, пыталась идти в другую сторону, на запад – и снова к вечеру оказывалось, что она шла не туда, сильно забирая то ли влево, то ли вправо…
Нюкта отощала и одичала, норовила удрать – она отсутствовала все дольше и дольше. Ветка то плакала, падая лицом в мокрый мох, то кричала во весь голос, убедившись, что иных бесноватых на болотах просто нет.
Она забыла ту внутреннюю тревогу и неудобство, которое ощущала возле дунадайнов. Они были тут с Нюктой вдвоем, и Ветке не с чем было сравнить то тянущее, отбрасывающее прочь чувство. Но сейчас в этом мокром кошмаре, в сырости и испарениях, от которых мутило и ее, и Нюкту, отказ от помощи следопытов казался ей верхом безумия. Она спятила, и даже не заметила, когда.