Взял в руки — помял, показал Трандуилу щепу, вдетую в кружево манжеты.
Торин между тем встал на четвереньки и заглянул под кровать. Пошарил там и вылез, держа в руке черную эреборскую бляху.
— Нам нечего делать здесь больше, — сказал один из рохиррим. — Мы отправляемся назад, Владыка Сумеречья. Наш долг исполнен. В Мордор за твоей призрачной надеждой мы следовать не желаем, а весть, что девы не оказалось в Минас Моргуле, мы отнесем королю Тенгелю. Прощай.
— Пока кони ускакали недалеко, мы еще можем их призвать, — сказал второй из эорлингов. — прощайте, гномы, прощайте, эльфы. Тут наши пути расходятся.
Люди покинули зал… а Трандуил молча передал платье Ольвы Мэглину, который убрал его в суму, и стоял, замерев, посередине, словно пытаясь провидеть все, что тут происходило.
— Прикончить тварь мог только Глорфиндейл, — выговорил Иргиль. — Я предлагаю отправиться в Мордор. Огромный риск идти туда тебе, Трандуил Ороферион, ибо ты не имеешь права обездоливать Сумеречье… но мы можем спуститься из башни внутрь темной страны, и мы пойдем.
— Надо было оставить стражу около входа в Минас Моргул, — снова невпопад выговорил Лантир. — Мы вошли, не оставив стражу. Пустота и безлюдье здешних мест могут быть крайне обманчивыми.
— Ты, фея, — Торин с силой сжал предплечье Трандуила железной рукой. — Все, что здесь случилось — уже прошлое. Она сильная. Она жива. Мы найдем ее. Не нужно тебе здесь колдовать и постигать ужасы происшедшего. Решай, что делать.
— Мне нет хода в Темную страну, — проговорил Гэндальф. — Все орки Мордора тут же окажутся возле нас.
Трандуил встряхнул головой, словно очнувшись от страшного морока.
— Пусть уходят рохиррим. Иди и ты, волшебник. Ты и верно словно яркий маяк для темного взора — и если он не настигает тебя в Средиземье, то в Мордоре настигнет немедля. Я вправду желаю спуститься в Мордор… хотя бы в предгорья… и убедиться, что не найду никаких следов Ольвы Льюэнь, моей супруги и матери моего ребенка. Я помню о долге перед Сумеречьем, и выйду из Темной страны спустя не более чем через двадцать дней. Однако здесь мы отыскали первые неоспоримые следы ее пребывания. Длительного… пребывания. Я не могу этим пренебречь.
— Двадцать дней. Если не находим других следов, затем выбираемся и отправляемся по домам, — выговорил Торин. — Это разумно, Трандуил.
На лестнице раздался топот… в зал ворвался один из рохиррим — из плеча эорлинга торчала черная стрела.
— Засада! Там Агнир… с отрядом. Двое других погибли сразу… мы заперты в Минас Моргуле! Нам не выйти отсюда в сторону Харадского тракта…
========== Глава 22. Андуин ==========
Вместе с преодоленным нагорьем пришла и новая напасть — холод.
Нюкта обросла шикарной шубой, а Ветка только могла догадываться, какой будет зима тут, в южном Рованионе. Были надежды на мягкую погоду. Помнится, зима и на севере, в Дейле и Эреборе, не была особенно свирепой — хотя основные холода женщина тогда попросту проболела, валяясь под неусыпным присмотром Фили.
Варжиха сделалась не только напарницей и подругой, но и единственным спасением от холода, если не считать костерков, которые Ветка жутко опасалась оставлять на ночь. Следить за огнем и дымом от него сквозь сон было невозможно. А никаких знакомств в пути Ветка по-прежнему не желала. Их путь был тайным ото всех, скрытым от любых глаз.
Варжиха ложилась на бок и подгибала лапы, Ветка падала в меховую люльку и накрывалась легким пологом, который дали ей дунадайн.
Чтобы не забыть человеческую речь, женщина подолгу рассказывала сказки волчице, пела ей песни. Временами приходилось настойчиво убеждать себя в том, что человек способен продержаться в одиночку в экологически чистой местности без источников пополнения оружия или одежды, год. Вспоминались какие-то полумистические истории о староверах Сибири, о людях, которые заблудились и вышли обратно к человеческим поселениям спустя пару лет… но факт оставался фактом — одежда и обувь ветшали, ночи делались все более прохладными, по утрам под ногами хрустел сахаристый иней, оружие тупилось, и не всегда находился подходящий камень, чтобы его направить, а седых волосков на мохнатой морде Нюкты становилось все больше и больше.
Река вела и кормила девушку. Преодолевая Эмин Муил, она несколько раз натыкалась на непогребенных или погребенных недостаточно тщательно орков, и грабила покойников. Выделка или хотя бы нормальное снятие шкур с убитых животных было ей не по умениям, а потому, избавившись от кольчуги и ятагана из Минас Моргула, к первым настоящим холодам Ветка уже снова была в меховой куртке какого-то давным-давно павшего орка и в его же кольчуге.
После того, как ее покинул Смеагорл, много недель женщина не видела никого, кто ходил бы на двух ногах — ни орка, ни человека, ни гнома. Следопыты рассказали ей, что вблизи Отмелей есть несколько рыбацких деревушек, в которых некогда обитали полурослики, люди и немного гномов — но ныне, говорили они, практически все опустело. Слишком много орков, слишком непонятно, кто, в случае пробуждения Мордора, будет защищать эту часть Рованиона, а также слишком высока угроза со стороны истерлингов и всякого сброда, который грабит кого ни попадя, путешествуя по Великой реке…
Ветка не торопилась. У нее созрела идея, что, если она дойдет до сожженного Дол Гулдура, то там и зазимует — наверняка среди пристроек огромной крепости найдется помещение, где можно будет потихоньку поддерживать малый огонь. Вряд ли крепость кто-то охраняет — орки слишком сильно потрепаны, а эльфы Трандуила давно не держали там никаких пикетов, с чего бы им выставить таковые теперь?..
Были моменты одуряющей слабости, когда Ветка часами перебирала в голове, у кого, как могла бы получить приют и помощь. У нее коротило рассудок, когда она репетировала возможный спич, поясняющий ее особое отношение к Нюкте. А что случилось бы со слушающим?.. и десятки, если не сотни раз в ее воображении суровый Тенгель, непреклонный Торин, драматически вскинувший брови Бард — или даже сам… сам… но тут Ветка как правило даже мысленно поджимала хвост и замолкала, — поднимает меч, Нюкта скулит, и…
Нет, только когда все разрешится благополучно, только тогда…
Для надежности Ветка надумала скитаться до лета. Срок по эльфийским канонам наступал в марте, определить который женщина предполагала по снеготаянию и цветению ивы и вербы, по первой невесомой зелени на привычных ей, не эльфийских, деревьях, по другому цвету неба. А если она ошибется — тогда… тогда она пойдет мимо Лихолесья к Эребору, когда начнет цвести земляника. Не ранее.
Чтобы уж наверняка.
Но тогда очень многое перестанет иметь значение, и останется только вина за бессмысленно павшего в горах Мордора златого витязя.
А пока она двигалась неспешно, то чуть отдаляясь, то приближаясь к реке снова.
Дичи было предостаточно, да и стрелять Ветка научилась намного лучше. Разок она наткнулась на заброшенную деревушку навроде той, которые описывал ей следопыт. Там в полуразрушенном домике она обзавелась еще небольшим количеством скарба — и полным колчаном простеньких, без кованых наконечников, но когда-то очень хорошо вырезанных сбалансированных стрел. Тогда же она решилась прожить там несколько дней, скупо топя уцелевшую печурку и регулярно стукаясь головой о невысокую притолоку.
Но теперь она снова шла — и отлично понимала, почему Рованион именуют также Глухоманью или Пустоземьем.
Временами они с Нюктой голодали, но такое все же случалось теперь нечасто. Однако последние ягоды, орехи и грибы отходили, а дичь становилась все более осторожной. Труднее стало и бить рыбу — заводи, как на болоте, тут встречались реже, а зайти в воду стало слишком холодно.