Халдир открыл свою дорожную суму и оделил всех невзрачными лориенскими плащами, осененными благословением Владычицы Галадриэль. Как так много плащей поместилось в его дорожной суме, никто не спросил.
Не уточняя деталей, отряд сговорился поискать следы Ольвы Льюэнь по ту сторону Мордорских гор.
Гэндальф, Арвиль и Теннарис должны были встретить Трандуила, Торина и остальных на Харадском тракте ровно через две декады.
========== Глава 24. Алиса в стране чудес ==========
Ветка зазимовала в небольшой пещере, образованной скалами и камнями неподалеку от берега Андуина.
Из ее убежища можно было рассмотреть край Благого леса на другом берегу — Лориен в редкие солнечные дни сиял красно-зелено-желтым светом, далеко, очень далеко. Такие дни радовали Ветку.
А радостей было мало. Их следовало беречь и относиться к ним, как к сокровищам, как к редчайшему подарку судьбы.
Каждый день стал борьбой за скудное топливо, которое позволяло согреть немного воды или пожарить мяса, за тепло, за жизнь. Морозы полностью остановили продвижение Ветки — она не рисковала отправиться по неглубокому снегу по Пустоземью к Сумеречью, оторваться от пещерки, где хотя бы можно было жечь костер и ночевать вместе с Нюктой.
Варжиха очень переменилась. Надолго не убегала, лишь поохотиться. Иногда отказывалась от пищи и холодной воды и лакала иссиня-серым языком, обложенным слизью, только подогретую в щите. С готовностью и подолгу спала, прогревая пушистыми боками стены пещерки, укрытой от снегопадов и сильного ветра. Но все же проход в пещеру был слишком велик, и она остывала, хотя Ветка сплела нечто вроде заслона из прутьев и толстых веток и натянула на этот заслон кое-как ободранные шкуры всех животных, которых приносила Нюкта.
Ветка потеряла счет времени окончательно и дорого бы дала за хоть какую-то информацию о будущем… даже более того — просто за понимание, какое теперь число. Перевалила зима середину или нет, например.
Временами она снова заболевала, но уже не так сильно, как в тот раз, когда выздоравливать пришлось у гномов. Достаточно большого и жаркого костра, чтобы просушить и прогреть как обувь, так и одежду, разложить не получалось. Иногда Ветка раскачивалась над скудным костерком, обхватив тонкими пальцами плечи, отчаянно натягивая на себя всю наличную одежду, и глядела в никуда.
Она давно не задавалась вопросами — получится ли, когда, где, как. Просто работала программа, которую она умудрилась установить сама себе. Яркие эмоции, переживания — все отступило перед голодом, холодом, отчаянием. Ветка, которая решила не выходить ни к каким поселениям, теперь и не смогла бы этого сделать.
Нюкта уходила, и временами Ветка, оставаясь одна, бессильно падала на пол около едва теплящегося огонька… и думала, что будет, если инстинкты победят и волчица, предположительно несущая в себе искру бесценной жизни, попросту не вернется. Но у нее не было сил ни сопровождать Нюкту, ни удерживать ее.
Были мысли и вернуться к гномам — но они слишком далеко ушли, прежде чем остановиться на зимовку, и Ветка опасалась заблудиться… да еще и на пути, обратном тому, которому она следовала.
В полном отчаянии, ледяной неподвижности и голоде, пройдя множество кругов бессмысленного внутреннего ада, Ветка обращалась мысленно к Трандуилу. Она перестала бояться думать о нем и просила помощи — так, как будто он был всемогущим, всевидящим и мог протянуть к ней нити благого колдовства через зиму, темень, безнадежность и бессилие. В воспоминаниях король лесных эльфов представал ослепительно сияющим, невероятно прекрасным, чудесным… отстраненным. Неземным. Мудрым и могучим… но почти безразличным.
«Я уже не знаю, что это было, — шевелились губы Ветки, — что это было… какая невероятная цена за любовь, за надежду, за крохи счастья… как много приходится преодолевать — смерть… смерть… стать убийцей… жизнь… хранить варжиху в вере, что это темное колдовство можно сделать благим… избегать друзей, наживать врагов… скитаться вот так — во тьме, не зная сроков, не помня чисел, не понимая целей, теряя себя, теряя дар слова… вот так. А дальше будет ли рассвет — все держится лишь на вере и осколках теплых воспоминаний… будет ли… рассвет… сдаться… так просто… просто не вставать, не подкидывать дров… это будет сон. Я хочу сдаться. Я не могу больше бороться. Я не могу. Я хочу сдаться. Холод возьмет руки, пальцы… ноги… до локтей, до колен… поднимется к сердцу… и я усну. Просто усну, и не буду ощущать холода и боли, и мои надежды превратятся в лед. В красный лед. Это милосердно и почти не больно. Надо только решиться»…
Ввалилась Нюкта и тяжело растянулась подле Ветки, свернулась вокруг нее, сгребая в сторону твердыми лапами остывающие угли. Лизнула. Вонь слюны варга как всегда была нестерпимой… Ветка начала тереть лицо, чуть очнувшись.
— Ты без добычи, маленькая?
Нюкта смотрела Ветке в глаза и не улыбалась.
— Нам надо отсюда уходить?
Варжиха вздохнула.
— Мне иногда кажется, что ты понимаешь мою речь, — медленно сказала Ветка. — Всю, до слова. Убегай, оставь меня. Ты родишь его… ты же чувствуешь его… и станешь его матерью. Или отнесешь его к отцу. Ты. У меня нет сил. Я сдаюсь, Нюкта.
Варжиха смотрела, не мигая. Затем вдруг потерла огромной лапой морду.
Ветка посмотрела на почти седую морду волчицы. К холоду снаружи присоединился холод изнутри, идущий из самого сердца.
— Но варги же живут долго?
Нюкта медленно положила голову на лапы.
Женщина запустила пальцы в шерсть на широком лбу. Нюкта смотрела.
— Ты хочешь сказать… хочешь… что отдаешь свою жизнь ради того, чтобы родился он? Ответь мне. Хоть раз. Сейчас. И я больше никогда не стану просить тебя говорить.
Нюкта вздохнула и медленно закрыла глаза.
— Почему? — зашептала Ветка, ощущая, как по щекам поверх слюны варга потекли горячие слезы. — Почему ты оберегаешь меня, не пробуешь сбежать, почему отдаешь ему свою жизнь? Ты совсем не обязана это делать, Нюкта. Ты не обязана. Это злое колдовство, которое связало нас. А теперь ты стареешь… и отдаешь ему жизнь. И значит, он есть. Он есть, Нюкта. И значит, все не напрасно. И значит… но почему?..
Нюкта подняла голову и перелегла в позу сфинкса — горделиво, подняв голову. Ее целое ухо поднялось топориком.
Ветка смотрела молча.
Долго.
— Ты просто приняла это… как испытание… как дар, Нюкта?.. Ты получила меня… сына… призвание, цель… возможность изменить мир… возможность… обрести разум?
Глаза варжихи светились во мгле пещеры.
— Так много смирения… — прошептала Ветка. — Так много силы… мне никогда не сравниться с тобой… я любила отца… того… кто в тебе. Но ты — ты… он родится. Обещаю. Он никогда не забудет тебя, Нюкта. Я не позволю ему забыть. И теперь я сдалась и хотела бежать… в Чертоги… а ты готова сражаться за него до конца. Мне стыдно, маленькая.
Нюкта вздохнула и снова потерла лапой морду.
— Ты не сможешь заботиться о нем. Ты умрешь, — выговорила Ветка. — Тебе нужна я. Ему нужна я. Ты передашь его мне… ты чувствуешь его…
Воцарились тьма и молчание.
Много недель спустя Ветка будет вспоминать каждый миг этого разговора… и столько же раз, сколько считать его истинным, она будет думать, что варг просто слушал ее голос, просто почесался, просто перелег в другую позу — и это ничего не значило. Потому что верить в истинно чудесное — тяжелый труд.
— Так чего же мы ждем, — жестко сказала Ветка, — собираемся и двигаемся, пока мы совсем не ослабли. Надо переместиться туда, где будет дичь, Нюкта. Нам надо двигаться на север. Нам надо двигаться к Дол Гулдуру. Мы же хотели зимовать там.