Нюкта коротко тявкнула.
С первыми лучами солнца они были в полной готовности для дороги. Ветка последний раз посмотрела через черные воды Андуина на едва сверкающий край леса Лориен на горизонте… и повернулась спиной к путеводной реке, которая столько месяцев помогала двигаться к цели.
Теперь задача становилась сложнее — направляясь на северо-восток, выйти к краю Сумеречья. Никаких ориентиров по пути больше не предполагалось.
А ошибка могла стоить слишком дорого.
Вечер первого же дня возобновленного пути принес долгожданную дичь — Нюкта, сбросив Ветку, изловила двух зайцев, тощих, но съедобных. На окраине перелеска нашлось много хвороста, и женщина развела жаркий костер под укрытием камня. Прежде чем Нюкта сглотнула заячьи тушки, оставив головы, Ветка плакала, разбирая густую заячью шерсть.
Потому что белый пух легко выщипывался, а под ним был хорошо виден серо-рыжий подшерсток, густой и гладкий.
Потому что шла весна.
— Видишь, малышка, — шептала Ветка, — иногда мнимая безопасность и попытка отсидеться оборачивается смертельной опасностью… а любое движение к цели становится спасительным. Я всегда так думала, была в этом уверена, а теперь это надо было только вспомнить. Только вспомнить, Нюкта. Мы больше не остановимся и не сдадимся. Мы. И он будет. Ты же знаешь.
Двух тушек тощих зайцев Нюкте было мало, но это все же лучше, чем ничего — особенно после продолжительной голодовки. Нюкта сыто облизнулась и привычно свернулась люлькой.
Ветка накрылась пологом и до самого утра разглядывала звезды на темно-синем, внезапно прояснившемся небе.
«Когда-нибудь… кто-нибудь… расскажет мне, как они называются. Они все. А я расскажу тебе, Даня. Любимейшие светила твоего народа будут сиять тебе, малыш. Будут сиять. А ты обязательно сложишь из них новое созвездие — созвездие Большой Волчицы. Ты будешь играть звездами… звездами».
Ветка опять плакала, Нюкта вздыхала сквозь сон, звезды сияли, а зима, перевалив за половину и двигаясь к весне, затаила свое ледяное дыхание.
***
… Ветка, видимо, уже приблизилась к Чернолесскому тракту. Из-под снега тут и там торчали черные камни, ветром снег выдуло, зато в укрытиях или около крупных останцев сугробы были еще очень высокие.
Отряд орков, покалеченных, едва ковыляющих, появился неожиданно — видно, они также пытались пересидеть, переждать холода, и так же, как и Ветка, не выдержали затяжного ненастья и голода.
Орки были пешие. Одному Эру было известно, отчего они сочли Ветку дичью, а не одним из них; не успела женщина осознать степень опасности, как вокруг уже свистели болты, выпущенные из черных арбалетов.
Нюкта испуганно взвизгнула и бросилась вскачь; пешие орки отставали, но внезапно волчица остановилась как вкопанная. Впереди простиралась гладкая равнина, гладкая, как…
— Там озеро, Нюкта!
Ветка оглянулась — орки растянулись цепочкой и бегом наступали от камней.
— Мы перепрыгнем их?
Нюкта взвизгнула.
— Придется рискнуть! Подумаешь, лед…
Варжиха шумно выдохнула и бросилась на идеально ровную снеговую целину.
Сильные лапы и когти прогребали снег до льда на каждом прыжке, но Нюкта не скользила, уходя от преследователей, которые также высыпали на лед скрытого зимой и окованного морозами озера. Ветка не сомневалась, что на варге, который хоть немного, но поел, она без труда уйдет от погони.
На другом берегу озера что-то мелькнуло — высокая фигура, вроде бы человек…
И в этот миг Нюкта с визгом провалилась вниз. Ключи истончили лед посередине озера, и не прошло и мига, как Нюкта, Ветка и весь ее скарб оказались подо льдом…
Наверху что-то бабахнуло; снег с поверхности льда исчез, словно сдутый великанским выдохом, и, снова застывая в ледяной жиже, теряя воздух в невольном выдохе, Ветка увидела нечто вроде потока огня, прокатившегося над озером.
***
— Одна… одна ничего, но вас две, две! Как же тут сладить, ну как, ну как… вот. Открыла глаза. Открыла.
Ветка лежала на горячем сухом боку зверя… и это была не Нюкта.
Не Нюкта.
Женщина подскочила и начала тереть глаза, ощупывать тело руками, охлопывать себя в поисках оружия, пытаясь понять, что же происходит…
— Не вертись, — низкий, грубый голос снизу. Ветка схватилась руками за голову — говорил медведь, на котором она почивала.
Медведь.
Нюкта лежала поодаль — Ветка ошалело оглянулась… Комната? Дом?
Нет.
Это был полый ствол огромного дерева. Гигантского. Дупло в самой середине древа уходило вертикально далеко вверх, и там, наверху, хорошо было видно облако поседевшей паутины — и иссушенное скорченное тело паука размером с человека.
— Ты в Сумеречном Лесу. На самой окраине, — тяжело, густым баритоном выговорил медведь. — Даже если ты шла не сюда, ты здесь. Куда-то же ты шла, чтобы оказаться где-нибудь.
— Беорн вытащил тебя, Беорн, — теперь говорил странный, смешной дед в ушанке набекрень. — Беорн, Беорн. Я бы вытащил тебя, но варга, варга, я — нет. Я не вытащил бы варга. А вас надо было непременно тащить двоих. Так ведь, Беорн?..
— Мне странно то, что тут есть, — выговорил медведь. — В них, в этих двоих. Поэтому я уйду. Я помог тебе, а теперь разбирайся сам с этим, Айвендил.
Ветка, которую громадное животное просто спихнуло с круглого бока, схватила голову обеими руками — то, что она, наконец, свихнулась, было несомненным и немедленно осознанным фактом. Но ей было тепло, она была сыта и в сухой одежде. Она…
— Иди, иди. Спасибо тебе. Я разберусь, подумаешь, — проворчал старик. — Я разберусь. Все мы где-то оказываемся, когда куда-то шли. Для этого и существует зачем. Оно вынуждает двигаться. Даже через силу.
Он снял ушанку… и Ветка, отпустив голову, принялась тереть лицо, убедившись, что там у деда действительно гнездо с живой какающей птичкой.
— Я бросил Росгобел… бросил дела, — выговорил дед, обращаясь, казалось, к круглому медвежьему заду — зверь медленно уходил. — Перестал делать весну. Бросил. Представляешь? Потому что меня звали… звали на помощь. Может, не совсем меня. Не обязательно меня, конечно. И даже, вероятно, не на помощь. Не совсем человек, не совсем зверь. Но звали. Ты звала меня?
— М-медведь, — заикаясь, сказала Ветка. — М-медведь… орлы… Эребор…
— Беорн был там, да, был, все были там, — закивал дед. — Ты была там тоже? У Эребора? Это ты звала на помощь? Не то чтобы звала… и не совсем нас… Достать тебя было не так просто, не так просто.
— Я не… звала… не тебя… я звала…
— Ну не меня, не меня. Но пришел я, я смог услышать и вот пришел. Меня зовут Радагаст. Кажется. Можешь называть меня Айвендил… или как-нибудь еще… словом, как тебе угодно, это совсем неважно, — радостно завершил свой спич дед. — Твоя варжиха в порядке. Она даже сыта, сыта, хотя есть кроликов я ей не дал, не дал. Обошлась кабанчиком она, кабанчик был дурной, он притоптал спящего ежика. А тебе я дам грибов. У меня есть грибы!
— Я не сомневаюсь, — сказала Ветка. Нюкта втиснулась в дупло и заняла все свободное место. Нюхнула длинный клок бурой шерсти и зачихала. — Грибы. Ежика. Притоптал. Мишка не заблудится?
— Беорн? Заблудиться в Рованионе? Ну что ты, как такое можно, — снисходительно выговорил дед, глядя на Ветку, как на…
Как на сумасшедшую.
Ветка, как зачарованная, пару минут смотрела, как коричневые, морщинистые руки набивают трубочку, как Радагаст раскуривает ее и благостно закатывает глаза.