— Владыка, — Лантир опомнился первым — настолько, что заговорил, — Владыка… это она, но она безумна, посмотри ей в глаза! — и снова вскинул лук.
Мэглин, сорвавшись с лошади, карабкался на камень — туда, наверх.
— Мэглин, уйди в сторону, не приближайся к ней! — выкрикнул Лантир.
— Ада?.. — Леголас был готов в любой момент снова вскинуть стрелу. — Отец!
Трандуил, наконец, выдохнул; и в этот момент там, наверху, куда уже почти добрался Мэглин, тихо заплакал младенец.
Через секунду там, наверху, были все — разом; взметнулись плащи, легкие узорные сапоги пролетели по камням; Нюкта отступила и вжалась в камень стены. Ветка на ее спине все так же недвижно сидела, вцепившись в густую шерсть, наставив ятаган на всех разом.
— Ольва! — вскрикнул Владыка. — Ольва-а…
— Она, похоже, правда лишилась рассудка, посмотри, — шепнул Леголас. — Надо забрать у нее ребенка…
— Ольва, — Трандуил шел вперед на ятаган, — посмотри на меня, Ольва-а…
Ветка посмотрела — внимательно, цепко. Трандуил показал ладони.
— Я здесь, я здесь… все хорошо… опусти ятаган, слезай с варга… ты… ты смогла, мы вместе… ты…
Ветка уставилась на собственное оружие, как на нечто, никогда ею не виденное раньше.
Бросила на камни — все равно бесполезно против луков, — облизала растрескавшиеся, сухие губы, и хрипло проговорила:
— У меня нет молока. Мне нужно молоко для сына. И дичь для варга. Мне нужно…
Нюкта скалилась и огрызалась; Ветка начала терять сознание — и мягко повалилась на руки Мэглина, который тут же передал молодую женщину Трандуилу; но она вывернулась и бросилась к волчице.
— Нюкта!
Та медленно оседала — лапы больше не держали ее; варжиха глянула прямо в глаза Владыке леса, и, беспомощно заскулив, вытянулась в последней судороге. Ноги перестали держать и Ветку, и она опустилась рядом; свет померк.
Ветка уже не видела и не слышала, как кинжалы срезают с нее пропахшие длинной бесприютной зимой шкуры и тряпки, как снимают кольчугу; как отбирают от груди младенца, который немедленно нашел свое место у тела Трандуила, и затих в мощном биении сердца отца…
Не слышала, как эльфы собрали хвороста на погребальный костер Нюкты и затащили громадную варжиху наверх, пока что не возжигая огня.
Не слышала и не видела, как олень Трандуила, горделиво топнувший копытом, ревет, трубит, вскинув корону рогов; и навстречу этому мощному призыву через некоторое время из тени сохранившихся тут деревьев выходит олениха с тонконогим олененком, жмущимся к ее боку.
***
Обморок, похожий на сон, или же сон, весьма смахивающий на смерть, прекратился достаточно быстро. Ветка привыкла спать по два-три часа, оставаясь начеку, навзводе. Вот и теперь — кто-то коснулся ее, и это был не нос Нюкты; оскалившись, Ветка, не просыпаясь, захватила шею врага и метнулась пальцами по пустому бедру — она была безоружной; вывернулась, откатилась, вскочила…
— Ш-ш, тише, тише, дружок, все кончилось… ш-ш…
Ветка вскинулась, не понимая вообще ничего.
Время — после полудня; о том говорили тени. Люди… эльфы — сидят кругом у небольшого костра. Лошади, олени.
Высокое кострище, и на нем… на нем…
Трандуил медленно поднимался — его сын лежал на сгибе руки, умело завернутый во много слоев шелковой рубахи. Сытый мальчик сладко спал; на щечках появился нежный розовый отблеск, которого не было раньше.
Ветка всхлипнула и до боли закусила указательный палец. Глянула в сторону — Нюкта, Нюкта покоилась на хворосте, на сухих ветвях, словно разом иссохшаяся до состояния мумии. Громадная варжиха, защитница, надежная подруга и такая же мать принца, как и сама Ветка…
— Что? Что? — Мэглин был рядом. — Ольва…
— Наш сын здоров, — заговорил Трандуил, и голос его тек бархатом и с трудом сдерживаемым счастьем. — И пока что накормлен. Ольва…
— Мы пошлем гонца в Дейл, — проговорил Мэглин. — Виэль, слава валар, разрешилась крепкой и сильной девочкой… и у целительницы будет молоко для принца. Надо торопиться. Мальчик здоров, но… Ольва…
Ветка, словно чумная, переводила взгляд с одного знакомого лица на другое. Натолкнулась на закрытый, горящий взор Лантира; почему-то именно это придало ей сил.
Ветка вытянула руку и ткнула в Нюкту:
— Клык!
— Что? Что ты хочешь? — Мэглин был близко, и Трандуил со спящим младенцем на руке — тоже.
— Мне нужен клы-ы-ык…
Лантир остался неподвижен, но Леголас вспрыгнул на сложенные дрова, ударил рукоятью кинжала, повозился — и вернулся, протягивая окаменевшей женщине громадный клык варжихи. Ветка повернулась к Трандуилу и решительно вложила клык в крошечную ручку ребенка. Тот сжал во сне неловкие и еще совсем слабые пальчики.
Владыка не возражал, лишь глядел — и глаза его тревожно сияли.
— Факел.
Мэглин бросился вперед и подал Ветке сухую палку, смоченную маслом. Та решительно сунула конец в огонь костра… и затем, пройдя несколько неуверенных шагов, подпалила дрова, на которых лежала Нюкта.
— Будет смрад, — сказал Лантир. Ветка лишь коротко глянула на него. Посмотрела на себя; плащ и меха, кольчугу и оружие с нее сняли, но остальное… чудовищные лохмотья, помогавшие пережить зиму.
Чудовищные.
-Ольва… — снова заговорил Трандуил, передавая ребенка Мэглину, — Ольва Льюэнь…
— Я не знаю, кто я сейчас, — отрезала Ветка. — Мне нужна яма.
— Яма?..
— Яма.
Каким-то образом ее намерение было понято и достигло сердец собравшихся тут мужчин; тело Нюкты пылало, словно было лишено перед смертью и капли крови, и столб дыма уносился сразу ввысь. Эйтар и Даэмар бросились копать яму мечами. Когда их труд был завершен, Ветка сказала:
— Воды.
Леголас показал — вода была, два полных меха.
Ветка, тихо что-то бормоча, чертыхаясь, сдирала с себя все то, в чем шла от Мордора до Дол Гулдура, что подбирала и выпрашивала по дороге; все полностью, ни нитки, ни единого кусочка кожи. Только на запястье остался обжатый по ее исхудавшей руке широкий темный браслет гномской работы…
Указала рукой — Леголас метнулся и подал кольчугу, шлем, оружие — Ветка все, до последнего ремешка, побросала в яму. Закидала яму землей, спихивая ее ногой и ожесточенно притоптала, шипя сквозь зубы: «Чтобы я… еще раз… оружие… доспехи… никогда… к балрогу такую силу, к балрогу-уу»…
Мэглин стоял боком, прижимая к губам головку мальчика, удобно удерживая принца на обеих ладонях; Трандуил выступил вперед и поднял мех.
Прозрачная, ослепительно искристая струя воды полилась на острые плечи, выступающие ключицы, смывая пыль и песок, пот и боль. На этом худом теле, покрытом синяками, потертостями, шрамами разной свежести, была целая летопись прошедшего года.
Ветка терлась и чесалась, ничуть не заботясь, что на нее смотрят столько глаз; когда второй мех закончился, она осталась стоять на нежарком мартовском солнце, босая, полностью нагая, трясясь от озноба.
— У тебя опять проблемы с одеждой, — выговорил Трандуил, отбрасывая мех; и интонации слова Владыки не поддавались никакому описанию.
Лесной король шагнул к оленю, гордому своим участием в общем деле, и откинул клапан чересседельника — на плечи Ветки легло тонкое шелковое полотно, и затем…
— Ты привез для меня платье? — хрипло спросила девушка.
— Я всегда возил его с собой, каждую минуту оно было у меня, — ответил Владыка, — с того самого мгновения, как я отыскал его в разоренном Минас Моргуле. Вот.
Ветка уставилась на платье… в котором много тысяч лет и несколько жизней назад она вздумала сесть на Азара.