— Эру, Эру, — лепетала Виэль, — Тауриэль, Бард, Тиллинель, несите Ольву в покои, скорее, скорее! Мне надо торопиться… помогите ей, мне надо заняться сыном Трандуила, скорее же! — и бросилась в дом, унося малыша, шепча:
— Вот зачем Эру послал и мне младенца… все верно, все верно, таков и был замысел валар, вот что толкнуло меня к людям… к человеку… внук Орофера — как много жизней надо отдать, чтобы он стал тем, кем назначен быть… и счастье мое будет вдвойне сиять, если я вскормлю сына Трандуила вместе с его молочной сестрой…
Сигрид с девочкой на руках бежала следом.
Бард, не зная, как прикоснуться к Ольве, едва узнавая ее, подсунул руки под твердое тонкое тело; Тауриэль бережно придержала голову — женщину, почти погибшую, почти последовавшую за своим конем, понесли во дворец.
— Стража! — крикнул Бард, — проверьте ближайшие вокруг Дейла дороги — вдруг она скакала не одна…
Ветка не шевелилась и не подавала никаких признаков жизни. Кили умчался — возглавил один из поисковых отрядов, а Тауриэль осталась помогать Ольве.
Ольве Льюэнь.
***
Трандуил оглянулся по сторонам — он был на окраине Лихолесья, равном расстоянии от собственного дворца… и от Дэйла. Эта дорога занимала день — можно было направиться или туда, или туда.
Выбора, собственно, не было, и Владыка Сумеречного леса бегом бросился по торговому тракту, едва начавшему оживать после зимы. Роскошные серебристые сапоги месили грязь, но, едва Трандуил, глотнув мирувора, успел взять верный ритм, навстречу ему, наперерез, выскочили три варга.
Крупный, словно поседевший самец — и две самки поменьше. На всех варгах болтались остатки орочьей упряжи — видно было, что хозяев своих варги потеряли, и теперь охотились стаей.
Эльф оскалился и выхватил мечи.
Варги теснили короля назад, к трупу лошади, атакуя жестко и неумолимо, со всех сторон; но вот свистнул мифриловый клинок — одна сука упала, и через некоторое время погибла и другая.
Голова короля была занята совершенно не поединком — он все еще стремился всей своей силой вдаль, вслед Ольве, подгоняя ее и ее гнедого жеребца, он все еще думал, как скорее достичь возрождающегося Дейла…
И остановил взгляд на горящих ненавистью, свирепых глазках варга.
Трандуил медленно пошел вперед, поигрывая мечами; кобель рычал, зажав уши так, что их и вовсе не было видно.
Король эльфов вдруг ощутил, что фэа ребенка в безопасности. Пока он пел вслед Ольве, пока приходил в себя после скачки и падения — они достигли города.
Владыка посмотрел в глаза варга пристальнее и ухмыльнулся.
Варг зарычал в ответ, отступая назад… отступая… и лег брюхом в грязь.
Солнце серебрило длинные волоски на презренной твари; Трандуил вбросил клинки на место и направился к павшей лошади, доставая кинжал.
***
Дворец Барда и широкий двор кипели — всем хотелось узнать, что же происходит.
Синувирстивиэль требовала воды, еще воды, неведомых трав у знахарок, вина, меду, козьего молока — и бесконечно купала младенца во всевозможных отварах и смесях, впевая в него жизнь и силу. Заново перевязала и прижгла пуповину, прочистила ушки и носик, промыла глазки, выцеловывая каждый крохотный участочек маленького сияющего тела. Долгие, долгие часы — вот уже вечер сгущался над Дейлом, и, наконец, чисто отмытый, выкупанный в трех волшебных ваннах, наевшийся ребенок уснул в одной люльке с Лаириэль, и свободные от пеленок дети, еще не способные ни поднимать головки, ни переворачиваться, соединили крошечные ручки в подобии рукопожатия.
Сигрид, накрывая их тончайшими пеленками и легким одеялом из нежного пуха, рыдала в три ручья, а Виэль, освобожденная на несколько часов от молока, помчалась к Ольве.
Тауриэль и Тиллинель, а также две самых толковых ученицы Синувирстивиэль отмыли Ветку, привели в порядок ее руки и ноги, ногти, промыли и расчесали гребнями густые волосы до талии, непокорно ломавшие любые зубцы, кроме металлических; Тауриэль плакала, Тиллинель скрипела зубами — но больше уже не от гнева на нахальную человеческую иноземку, а от безысходной беспомощности, от неумения исцелять — каждый шрам, свежий или заживший, сбитые до мяса о седло бедра, стертые о путлища голени, содранные пальцы говорили слишком о многом.
Чистая, со смазанными и забинтованными ранами и ссадинами, на которые положили толстый слой целебной мази, с расчесанными волосами, Ветка, умиротворенно-бессильная, то ли в обмороке, то ли в глубочайшем сне, лежала на ложе истинной королевой, и не собиралась подавать никаких признаков жизни. Девы закончили смазывать обветренную до пергамента, воспаленную и потрескавшуюся кожу на щеках, сгрызенные губы, и далее не знали, что сделать.
Виэль бросилась к ложу и сжала руку женщины в пальцах, вглядываясь в ее лицо. Простонала:
— Где же Трандуил? Знает ли Владыка? Я чувствую его магию на них, она была на Герцеге… но где он теперь?..
Отчаяние прошло — или же было запрятано вглубь; миг — и Виэль из матери и подруги превратилась снова в сияющую бриллиантами и холодом деву-целительницу.
— Петь возле нее следует все время, не прерываясь ни на миг… я скажу, что делать, и все мы будем возле Ольвы. Ее следует звать от очень дальних рубежей; фэа ее истощена, и слишком устала, изможденная одиночеством, страхом и отчаянием. Следует направить вестников во дворец Трандуила. Что с конем?
— Сложен костер на пустоши, — сказал Бард от двери. — Его покрыли алыми шелками, и на них возложен Голдшлегер Герцег. Конь Ольвы Льюэнь достоин такого погребения.
— Если бы они опоздали… если бы они прибыли позже хоть на несколько часов… но они успели, — прервала сама себя Виэль. — И довольно об этом. Каждый делал и сделал все, что смог. И мы сделаем все. Теперь они в Дейле, где все и началось, в Дейле, откуда Темнейший забрал Ольву; круг замкнулся, а конь, который прошел вместе с королевой леса границу миров, погиб. Ничто не связывает теперь ее с ее прошлым, она наша, Ольва Льюэнь принадлежит Средиземью и Арде. И Арда не даст ей пасть после ее великого подвига. А теперь выйдите все. Я скажу, кому и в какой срок надлежит вернуться.
Просторная комната, которую когда-то занимали Трандуил и Ветка, опустела.
Виэль возжгла пучок лечебных трав и начала песню, пробегая чуткими пальцами по телу Ветки. Спустилась с плеч по груди, коснулась впалого живота, бугорка лобка, едва выступающего под широкой белой рубашкой и простынями. Прервала пение, нахмурилась, вслушалась. Покачала головой, и запела снова.
Ей надо было связать целебную сеть мелодии и слов в то время, которое принц и его молочная сестра, принцесса Дейла, будут спать. Потому что на первый же призыв младенцев Виэль — она точно знала — прервет заклинания, передавая Ольву другому голосу, и отправится к тем, кто нынче важнее.
К Новой Заре эльфов.
К Последней заре.
***
Солнце было готово рухнуть за горизонт, а ворота Дейла медленно закрывались.
Но Баин, командовавший нынче вечерней стражей, прикрикнул вдруг со смотровой башни — подождите, пропустите всадника!
Охранники на воротах задержали массивные створки… и бросились врассыпную.
Трандуил мчался на варге — морда животного была замотана ремнями лошадиной упряжи, а направлял владыка леса его ход, крепко скрутив уши. Громадный кобель, матерый, покрытый темно-серой с проседью шерстью злобно рычал сквозь стиснутые челюсти, но слушался; ворвался в город, промчался беззвучным волчьим скоком через замирающие улицы и оказался во дворе дворца.