Леголас на олене добрался до сумеречного дворца и остался там. Мыслями и сердцем он рвался следом за стражниками, так как, коснувшись крохотной фэа брата, никак не мог опомниться от потрясения — но Лес не должен был оставаться без властной длани.
***
А между тем в Дейле царила благоговейная тишина…
Нарушаемая лишь копытами, временами грохочущими по белокаменным мостовым.
Дворец Барда выглядел будто заколдованным, подернутым странным магическим флером — и не удивительно, ведь тут находился сам маг Сумеречья, лихолесский король, Владыка эльфов. Люди невольно начинали говорить и ступать тише, минуя королевский дворец.
Прибыли оба гномьих принца — великолепно одетый и вооруженный Фили, с помпой, на роскошном коне, крытом парчовой попоной, и уставший Кили, взъерошенный, словно вырвавшийся из балроговых подземелий. Мэглин, лишь чуть убедившись, что Ольва и ребенок живы и в безопасности, попал в крепкие руки целительниц — Виэль, осмотрев ногу эльфа, напустила на него целый хоровод девушек. В задачи Джул, Сороки и Гринни, помимо собственно целительских практик, входило кормление стражника и удержание его на кровати — хотя бы пока не заживет кость, на что целительница после должных процедур и напевов давала дня два. Три.
Трандуил внешне успокоился и часами сидел в кресле в комнате Ольвы Льюэнь, укачивая и без того спокойного, крепко спящего сына, который уже обзавелся круглыми розовыми щечками. Время шло; пусть и не столь долгое, но все же дни сменялись днями, а весенние ночи все более пахли пробуждающимися почками деревьев и травой.
Прибыла свита Трандуила — с одеждой и доспехами для Владыки, хорошо вооруженные эльфы стояли теперь на страже у дворца Барда вместе с воинами-людьми. Синувирстивиэль проводила много времени с Владыкой, но Бард не ощущал себя заброшенным и обделенным — скорее он был горд неслыханной близостью к двору короля лесных эльфов, и счастлив, что именно в Дейле Ольва Льюэнь обрела все, в чем нуждалась. Семью, врачевание, молочную сестру для своего сына.
Оправившийся Мэглин был раз и навсегда назначен наперсником и оруженосцем маленького принца. Лаиквенди принял отставку у Трандуила с затаенной улыбкой и, преклонив колено, смиренно согласился на новую должность. Справа от Трандуила встал теперь Лантир, а слева — Иргиль-Ключник.
Владыка Сумеречного леса как-то обращался к сыну, тихим, нежным шепотом — но никто не слышал, как именно.
А Ветка спала. Ей понемногу вливали в рот молоко и мед, но Виэль запретила тревожить Владычицу Сумеречья даже пищей.
И вот в такое затишье в Дейл въехал волшебник на белоснежном коне.
Второй жеребец следовал за ним свободно, без привязи. Сияющий, как мифрил в свете Луны, молодой конь горделиво выгибал шею, ожидая долгожданной и предначертанной ему встречи.
Комментарий к Глава 28. Дороги
Писала быстро и урывками, буду благодарна за отлов опечаток! Спасибо!
========== Глава 29. Варг ==========
— Что же ты, дружок, — Мэглин сидел у кровати на полу и разглядывал лицо Ветки. — Ты сама на себя не похожа. Такая тихая, такая спокойная. Что с тобой сделалось, что ты в забытьи так долго? Виэль отрицает, что ты спишь, и говорит о том, что твоя неугомонная фэа должна сама обрести путь обратно в тело. Как я бы хотел увидеть, что ты пробудилась, улыбаешься, берешь на руки сына… моя королева. Королева…
Эльф покачал головой, словно сам не верил тому, что говорил.
Трандуил стоял у окна — лаиквенди видел его точеный силуэт, голову, увенчанную цветущей весенней короной, прямой разворот плеч.
— Я говорю с ней ежедневно. Зову. Я пою ей, — ровно сказал Владыка. — Ты поешь ей. Ее потрясение было чрезмерным… и пока она не готова прийти сюда.
— Может, попросить истари воззвать к ее силам? — без большой уверенности спросил Мэглин.
— Я много раз замечал, что Ольва связана с Луной, — так же спокойно выговорил лесной король. — Даже молодой наугрим подтвердил, что в Эреборе она болела ровно лунный месяц. Я не буду перечить Синувирстивиэли… и не буду торопить Ольву. Уж если я выдержал тот год, то продержусь еще немного. С той радостью, которая дарована Ольвой Сумеречью… всем нам… мне… это вполне возможно.
Мэглин поднялся, мельком дотронувшись до волос Ветки, нежно поправив мизинцем снежно-седой локон у виска.
— Герцега пришлось накрыть плащами. Конь высох, словно пал столетие назад, и созерцать такое жителям Дейла излишне. Когда Ольва встанет, она сама зажжет этот костер. Владыка…
— Ступай, Мэглин. Все хорошо. Оставайся с девушками, ухаживающими за принцем, оставайся с Сигрид. Виэль не один раз приносила младенца сюда… клала возле Ольвы — но нет, Ольва не услышала даже его. Пусть путь ее будет столь длинен, сколь она того захочет. Сколь ей нужно.
— Бард пирует, волшебник и подгорные принцы там. Ждут и тебя, Трандуил, — Мэглин чуть поклонился и вышел прочь.
В мантии, великолепный как никогда, сжимающий тонкие пальцы, охваченные изысканно шитой тканью и холодом сияющих колец, король лесных эльфов подошел к кровати. Провел, как Мэглин минуту назад, по пышным локонам, обрамляющим тонкое, бесстрастное лицо.
— Я вижу, что все хорошо, — низкий, прекрасный голос короля тек неспешно. — Я вижу, что тело твое исцелилось, и я знаю, что рано или поздно ты вернешься к нам. Но как же мне хочется приблизить этот миг… Ольва. Ольва Льюэнь, мать моего сына, королева моего леса, владычица моего сердца, иноземка Ольва Льюэнь…
Трандуил нагнулся и на миг коснулся лбом лба безмолвной женщины, поднялся и вышел прочь.
У покоев Ольвы стояло два стражника — человек и эльф. Эйтар улыбнулся своему королю чуть печально, и коротко заглянул в комнату.
Ольва.
Король удалился. Наступала ночь; в каминном зале гасли отзвуки пира. Бард часами мог беседовать с мудрейшим королем эльфов и его оруженосцами, Иргилем, Мэглином. Гэндальф после дальней дороги налегал на пищу и доброе вино, окутывая помещение клубами ароматного дыма. Сидел тут и Фили, которому за несколько дней порядком прискучила жизнь в Дейле. Сидел; но где же он теперь?
***
Подгорный принц, в великолепном плаще, подбитом волком, в роскошной одежде, отрастивший за год изрядно волос как на голове, так и на лице, бросил честное общество, и шел по коридору к Ольве. Лишь глянул на стражу у двери и показал черную угловатую эреборскую бляху, на которой сверкали бриллианты… и вошел внутрь, в спальню, ставшую в последнее время храмом тишины, благовоний и ожидания.
Фили видел ситуацию по-своему.
Удостоверившись, что Ольва в самом деле жива, да еще и доставила в Дейл невредимым крошечного остроухого эльфинита, Фили немедленно возжелал разбудить подругу. Он не постеснялся потрясти и потеребить ее, похлопать по щекам и подергать за волосы, спел пару озорных куплетов на кхуздуле во весь голос, и собрался было брызнуть в лицо водой — но тут уже эльфы воспротивились столь бесцеремонному обращению с их королевой и запретили дальнейшие эксперименты.
Фили было забавно, что каждый, входящий навестить иноземку, втайне надеялся, что именно теперь-то она и пробудится. Эта надежда была огромными рунами вычерчена на Мэглине и Трандуиле, буковками помельче — на Барде, Виэли и всех прочих почитателях бесшабашной и такой непривычно тихой сейчас Ольвы. Даже Таркун и тот, хотя наотрез отказался будить Ольву своей волшебной силой, как-то задумчиво потеребил бороду, и вроде как выказал удивление тем, что она не очнулась от одного его могущественного присутствия.