Выхожу на крыльцо. Никогда в своей жизни я не слышал таких слов: «Ты можешь, сын, я верю в тебя!». В груди сдавливает так, что на секунду мне кажется, что я сейчас разревусь, как девка.
Это очень важные для меня слова, пусть и с привкусом боли. Боли от того, что с момента ухода мамы и моих срывов я как-то автоматически стал считаться отморозком. Отец не верил в меня, учителя подавно. Да и я сам, стоя сейчас на крыльце холодным сентябрьским днём и не имея ничего за плечами, понимаю, что нихрена не стою.
Без заводов отца, без тачки, без золотых карточек, без билетов в Германию, без нормального образования, без друга и без клуба. Ободранная тряпка безвольно мотающаяся на флагштоке.
И надо как-то выбираться из этого дерьма, который я сам и намешал. Сканирую карманы в поисках спасительной сигареты, хотя бы ее. Пусто.
Закрываю глаза и договариваясь со своей гордостью.
Скитаться бродягой по улицам и подсобкам, однозначно, романтично, но из дома-то меня никто не выгонял.
Да, я не желаю встречаться с отцом, но мне нужны свежие вещи, мои таблетки и деньги, в конце концов. Еще можно успеть до его прихода.
Глава 13.1 Вильгельм
— Здравствуйте, Вильгельм Альбертович, — приветствует консьерж, стараясь скрыть удивление от моего появления дома. Хотя консьерж очень пафосное слово для нашего домоуправителя Федора.
— Отец дома? — кидаю находу.
— Альберт Карлович должен явиться через полчаса. На Вас накрывать?
— Лучше собери мне еды с собой, я тороплюсь, — взбегаю по лестнице дома наверх.
— Будет сделано, — отвечает сдержанно.
Поднимаюсь по лестнице, прямо по темному коридору и налево, в мою комнату. После того, как не стало мамы, я разлюбил наш огромный дом. Когда-то он был уютным, с красивой мебелью, цветущим садом и частыми гостями. Но уже давно эти коридоры и лишние комнаты выглядят блекло и безжизненно, навевая тоску.
Пересекаю свою комнату, не теряя времени, направляюсь в душ. Скидываю с себя куртку, которая уже приросла ко мне, отправляю в корзину кофту, джинсы и трусы.
Врубаю душ и встаю под холодные струи. Маленькая пытка перед большим наслаждением. Хочется закрыть лицо руками и дать выход эмоциям, но на это нет времени. Вскоре вода сменяется на теплую и затем почти на кипяток.
Мое перенапряженное измотанное тело просто стонет под горячими струями. Запрокидываю голову, давая воде проникнуть в волосы и скользнуть по груди и спине, касаясь каждой клетки. Блаженство!
Машинально хватаю с крючка большое полотенце, и вытираясь, смотрю на свое отражение в зеркале впервые за пару суток.
Круги под глазами, все еще припухшая скула, на бочине красуется внушительный синяк, а мои обычно расправленные плечи как-то осунулись. Да и побриться бы не мешало. В целом выгляжу как пес сутулый.
Фен включаю сразу на полную мощность и ладонью зачесываю шевелюру назад, этого достаточно, чтобы пряди легли в более-менее нормальную укладку. В спешке прохожусь триммером по лицу.
Открываю ящик комода в ванной: выгребаю оттуда таблетки, и без воды закидываю в себя сразу две штуки.
Возвращаюсь в спальню, в гардеробной натягиваю бельё, черную футболку, широкие штаны и первый попавшийся легкий свитер. В рюкзак сгребаю еще пару кофт и штанов, запихиваю зарядку и наушники.
Вбиваю код на сейфе в шкафу и достаю оттуда свою оставшуюся наличку и еще одну карту, которая не факт, что работает.
Накинув на плечи бомбер, я спускаюсь по лестнице. Горячие контейнеры уже стоят на консоли у выхода. Под внимательным взглядом Федора запихиваю и их в рюкзак.
— Вильгельм, Альберт Карлович уже прибыл желает Вас видеть, — указывая глазами на столовую, сообщает мне Федор.
— Передай ему, что я не желаю, — беру из шкафа шузы и обуваюсь.
— Оставьте нас, Федор, — грозная фигура отца появляется в фойе.
Не колеблясь он подходит ко мне и хватает за грудки, прижимая к стене. Мне не хватило каких-то тридцати секунд, чтобы сгинуть из дома.
— Я звонил тебе, а что положено делать, когда тебе звонят? — практически плюясь, цедит мне в лицо.
— Руки убери, — смотрю исподлобья в его налитые сталью глаза.
— Что. Надо. Делать. Когда. Тебе. Звонят? — выдавливает он по слову.
Я знаю эту привычку, он просто ждет послушного ответа.
Следом мне прилетает плоский удар по щеке.
Сглатываю. Комната мгновенно переносится во времени, и я вместе с ней. И вот мне снова двенадцать лет. Я вернулся ночью через окно с очередной гулянки, которая затянулась на все выходные. В темноте включается настольная лампа, точечно освещая неподвижное лицо отца.