Я оказываюсь в Дхарамсале – маленьком, покрытом облаками городке в предгорье Гималаев. Здесь находится монастырь Далай-ламы. Каждое утро я выхожу из своего гостевого дома, чтобы посидеть в главном святилище и послушать гортанные песнопения монахов в оранжевых одеждах, пока у меня не затекают ноги.
Однажды на рассвете я выхожу на улицу, чтобы передохнуть и размяться. Старый монах вращает молитвенные барабаны, встроенные в стены. Ему требуется много времени, чтобы раскрутить их все. Он повторяет этот процесс несколько раз.
Что это значит – стать монахом, отказаться от жизни, любви и семьи, сосредоточиться только на своем внутреннем «я»? В следующий раз, когда он приближается ко мне, я кланяюсь. Он кланяется в ответ и поднимает руку в благословении. Другой рукой он держит нить крупных деревянных бус.
«У меня есть вопрос».
«Хорошо», – говорит он шепотом.
«Как вы находите покой?»
На мгновение он становится серьезным, затем улыбается самой широкой и теплой улыбкой. Позади него, далеко-далеко, виднеются остроконечные горы. Я чувствую, должно быть, то же, что и они, когда солнечный свет окутывает их после холодной зимней ночи.
«Все просто, – медленно отвечает он. – Простой вопрос».
Я усмехаюсь. «Только не для меня».
«Откуда ты?»
«Из Америки».
Он задумчиво кивает головой, как будто это все объясняет.
«Я говорю “да”, – говорит он. – Всему, что происходит, я говорю “да”».
Он кланяется и возвращается к своим молитвенным барабанам. Снежные шлейфы лениво скользят по горным вершинам, восходящее солнце окрашивает их в золотисто-желтый цвет.
Вернувшись в гостевой дом, я рассказываю итальянскому туристу о своих странствиях за последние несколько месяцев. В отличие от других заезжих бродяг, я не присоединялся ни к каким ашрамам и не участвовал в рейв-вечеринках на Гоа. Даже не посетил ни одного занятия йогой. Черт возьми, я бы не смог медитировать, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Я впервые оказался за границей, на моем счете меньше пяти тысяч долларов, и я лишился работы. И все же я не могу остановиться.
«Понимаю», – говорит он.
Он только что окончил колледж, но уже побывал более чем в дюжине стран. Он рассказывает мне о местах, которые хочет посетить, но его мечта – совершить паломничество в Испанию под названием «Камино де Сантьяго». В свое время его дед и отец совершили его, и однажды, прежде чем он женится, он сам вместе со своей будущей невестой пройдет этим путем.
«Каждый находит себя на Камино, – говорит он. – Каждый».
Почти полная противоположность итогу моих скитаний до сих пор.
«Сколько это займет времени?» – спрашиваю я.
«Где-то неделю», – говорит он. Звучит довольно легко.
Я направляюсь на юг и думаю об этом все больше и больше. Испания. Земля Дон Кихота. Вина. Паэльи и фламенко. Все совсем по-другому, чем здесь. Возможно, так даже будет лучше, поскольку это не имеет никакого отношения к моей истории, ничто не пробудит воспоминаний. К тому времени, когда я добираюсь до дома своей тети в Нью-Дели, Испания все больше занимает мои мысли.
На дворе апрель, а жара уже невыносимая. Я провожу дни в саду, изучая коллекцию учебников по антропологии, собранную мужем тетки. Я занимаюсь только этим, ну и еще изо всех сил избегаю ее вопросов. Я провожу ночи, слушая, как сторож ходит по улицам, дует в свисток, стучит бамбуковой тростью по земле. Настало время спустить курок.
«Что ты собираешься делать?» – спрашивает меня тетя однажды утром за завтраком.
Когда-то я знал ее только по фотографиям и телефонным разговорам. Теперь я живу у нее дома, ем чапати [4] и дхал [5].
Затем, обращаясь к своему мужу, она повторяет ежедневно, как мантру:
«Самолет мальчика улетел, пока он скитался по окрестностям».
Она протягивает руку, ерошит мои волосы. Они отросли, мне пора вернуться к короткому ежику. Я скучаю по ощущению свежей стрижки.
«Когда ты собираешься жениться, бета [6]?»
Если вы одиноки, вам под тридцать и вы посещаете Индию, вам будут задавать этот вопрос все, кого вы встретите. А если эти люди – ваши родственники, это никогда не закончится.
«Ты не должен жить один, – говорит она. – Тебе нужна женщина, которая заботилась бы о тебе».