"Не ссы".
В её духе. Завтра она тоже собиралась провожать меня в аэропорту.
Я забралась под одеяло. Стало жарко - откинула его. С окна потянуло прохладой, и снова пришлось укрыться. Наконец, навозившись до нервной чесотки, я обняла подаренную мне Мишей подушку и провалилась в сон.
Проснулась рано - ещё только светало. Надо было бы снова заснуть, но я чувствовала себя такой бодрой и взвинченной, что тут же отбросила новые попытки поворочаться до рассвета. На пробежку я давно не ходила - не хотела далеко убегать от княгини. Мне вполне хватало зарядки и контрастного душа. Глянув на экран телефона, я потянулась за халатом, висевшим на спинке стула и замерла. У моей кровати сидел Мозес.
- Ты что, проголодался? - желтоглазый пройдоха и раньше будил меня ни свет, ни заря. Но обычно он мяукал и скакал по мне, как полоумный. Сейчас же он просто таращился, склонив голову на бок.
- Ну, пошли кушать.
Дальше - чуднее. Кот прошел кухню и, прибавив шаг, засеменил через столовую и мимо гостиной на лестницу. Мне стало не по себе - мышь, что ли, поймал и ведет делиться? Я поднялась следом за ним. Тут кота и след простыл.
- Кис-кис, Мозес... Бессовестное создание, - зашептала я. - Кис-кис-кис.
Дверь в комнату княгини была приоткрыта. Если кот разбудит хозяйку раньше времени, то мне точно влетит по первое число. Поэтому, еще чуть-чуть подвинув дверь, я заглянула в спальню. Кота тут не было. И кровать княгини тоже пустовала. Я сглотнула и шагнула вперед. Пол под ногой тихо скрипнул, и только тут я почувствовала эту пустоту, когда в комнате уже никого нет. Медленно, на цыпочках, я подошла к креслу. Занавеска у окна, поднятая сквозняком, дрогнула и опала. Я обошла кресло. Маргарита Васильевна неподвижно сидела в нем, положив руки на подлокотники и прикрыв глаза. Серые оттенки сумерек не могли сбить меня с толку. Я видела это и не раз.
- Маргарита Васильевна? - дрожащим голосом окликнула я княгиню. Подождала пару секунд и потянулась проверить пульс. Её рука уже была холодной.
Я села на пол у ее ног и уставилась на картину, прислоненную к стене. Ко мне шмыгнул Мозес, потерся о руку и пискляво вякнул, требуя внимания. Я глубоко вздохнула, поднялась, ощущая, как спазм сдавливает горло.
"Не плачь. Пока не скажешь близким - не плачь".
Я взяла мобильный княгини с прикроватной тумбочки, выбрала номер из списка контактов, приложила мобильный к уху, мимолетом ощутив тонкий аромат ночного крема владелицы телефона.
Все это уже прошлое.
Все это уже память.
Михаил взял трубку после пятого гудка.
- Да? - спросил хрипло, рассеянно, спросоня, с легкой тревогой. - Да, ба? Что случилось?
- Миша, это я, - тихо произнесла я. На том конце провода повисла тишина.
- Миша... Она умерла.
И приглушенное, сдавленное, обессиленное рычание было мне ответом.
***
Я знала порядок от и до. Однако регулярность повторений его в моей жизни теперь казалась пугающей. Молчаливая суета, почти осязаемая пустота, рассеянность в глазах близких - и я, как тень. Вроде бы ещё не лишняя, но уже не нужная.
Я всегда старалась быть рядом с Мишей, на плечи которого легла организация похорон. Он уезжал и приезжал обратно, молчаливый, угрюмый, немного резкий, к каждому своему замечанию грубовато добавлявший "прости".
Нечего здесь было прощать. Мы оба это понимали.
Пара дней слились в нескончаемую череду вопросов, ответов, вздохов незнакомых мне людей и долгих телефонных разговоров.
В вечер перед похоронами, после отпевания, на дом опустилась тишина. Соня лежала в гостиной, на коленях Андрея, и уже не рыдала - только тихо всхлипывала и дрожала всем телом. В столовой, где раньше стоял стол, теперь был гроб. Те, кто присутствовал на отпевании, ушли вслед за батюшкой. В комнате остался только Михаил. Он сидел на стуле, уперев локти в колени, сцепив пальцы в замок и опустив голову.
Проводив родственников, вернулся к сыну Леонид Иванович.
- Спасибо, Вера. За все тебе спасибо, - Белоозеров-старший пожал мне руку. - Прости, если что не так.
В ответ я только кивнула. Леонид Иванович прошел в комнату, сел рядом с сыном, похлопав его по плечу. Михаил не двинулся, даже не посмотрел в сторону отца.
- Сашка утром прилетит, - Белоозеров-старший вздохнул и, откинувшись на спинку стула, тоже склонил голову. - Прости меня, сынок. Если что нужно...