Нижеследующий текст представляет собой обоснование моих взглядов. Сначала я представляю понимание человеческой природы и пути познания как результат осмысления методов и открытий современной науки. Далее я размышляю о том, как говорить о Боге и о творении в современных условиях. У нас есть и последовательная концепция Божьего провидения, но ее принятие означает серьезные столкновения с современной реальностью, которая требует некоторой ревизии идей классического богословия. В обоих случаях я опираюсь на то, что физический мир постоянно находится в развитии.
Три центральные главы книги посвящены анализу жизни, смерти и воскресения Иисуса Христа. Исторические детали их подвергаются академическому анализу, однако научным является сам подход: поиск оснований для веры с учетом того, что результаты исследования могут разойтись с предварительными ожиданиями. Это расширяет наш интеллектуальный кругозор. Я пришел к выводу, что убеждение в воскресении Иисуса в тот первый пасхальный день и приверженность модифицированной форме кенотической христологии как средству утверждения встречи божественного и человеческого в Нем — есть здравая вера в век науки. И именно исследование дела Христова, оцениваемое в свете христианского опыта, руководит мной в размышлениях о Его природе.
Глава, посвященная Св. Духу и Церкви содержит также некоторые простые мысли об основаниях тринитарной веры. В то время как многие уверены, что некоторые виды эволюционного оптимизма и есть религия, подходящая для века науки, мои выводы, основанные лишь на фактах физической космологии, более пессимистичны. Только новое великое деяние Божье может спасти вселенную и нас самих от неизбежной опустошенности. Я защищаю и отстаиваю возможность такой эсхатологической надежды.
Неотъемлемой частью современного религиозного сознания является осознание стабильности и разнообразия мировых исторических традиций. В последней главе я пытаюсь исследовать некоторые недоразумения, возникающие из‑за неизбежных дискуссий по крайне важной богословской проблеме, касающейся взаимоотношений мировых религий друг с другом. Надеюсь, что анализ различных подходов к состоянию физического мира и того, как эти подходы соотносятся с открытиями современной науки, будет моим скромным вкладом в этот необходимый диалог.
Перед тем как перейти к сути дела, мне надлежит проявить уважение к воле лорда Гиффорда и выполнить условие, содержащееся в его завещании.
Утверждение, что жизненным кредо ученого является Никейский символ веры, может показаться довольно странным или даже чем‑то вроде богословского трюка. Содержание всех глав, кроме последней, тесно связано с фразами, взятыми из этого символа веры [1] (В этом издании используется современный русский перевод символа веры — прим. ред.). Мои утверждения требуют, конечно, детальной аргументации, и я ее представлю, но полагаю, что «испытание огнем» в первые четыре века и интенсивные интеллектуальные дебаты на протяжении всего существования христианства уже должны служить доказательством его значимости. Символ веры очень сдержан в формулировках. Он задает рамки для христианской мысли. То, что этот текст оказывает влияние как стилем, так и содержанием, я чувствую и как ученый (я занимаюсь физикой элементарных частиц), и как христианин XX века, прославляющий Господа всю свою сознательную жизнь и исповедующий общность веры. Позвольте мне объяснить, почему я считаю, что данный анализ символа веры будет выполнением воли лорда Гиффорда.
Последний требовал от докладчиков заниматься «поддержкой, развитием, преподаванием и распространением естественного богословия» и просил «рассматривать этот предмет как строго естественную науку, величайшую из всех возможных наук». «Я желаю, — писал лорд Гиффорд, — чтобы она изучалась так же, как изучается астрономия или химия». В процессе лекций выступающие «не должны быть принуждаемы к ограничению своих трактовок данной темы», но обязаны формулировать свои мнения «без ссылок или опоры на некое особое, так называемое «чудесное» откровение».
Решение подчиниться данным требованиям должно основываться на определенном понимании природы естественного богословия и природы откровения. Я писал об этом в своих предыдущих работах [2], так что сейчас могу быть краток. Я рассматриваю естественное богословие как неотъемлемую часть всего спектра богословских наук, никоим образом не изолированную и никак не предварительную. Именно такой взгляд мог надлежащим образом поддерживаться в Эдинбурге, где его уже долгое время энергично отстаивает профессор Томас Торенс [3]. Естественное богословие родилось из практики нашего разума и размышлений о мире, в котором мы живем; из богословской необходимости иметь дело с вещами как они есть. Кроме вопросов, которыми оно непосредственно занимается (таких как аспекты доктрины творения), естественное богословие также обращается к темам, традиционно с ним не связываемым. Например, наше представление о природе человека и его взаимоотношениях с Богом оказывает влияние на подход к догмату о воплощении Христа.
1
Я не рассматриваю каждую фразу символа веры. Отсутствие члена»Исповедую единое крещение во оставление грехов»не означает, что я считаю его малозначащим. Просто я не думаю, что могу сказать об этом нечто новое.