— Пойдешь прямо по этой дороге, — указал душман на горную тропу, — там
будет спуск. Поверь мне, так будет проще. Мухаммед рассказывал, откуда вы пришли.
Ступай. Этот путь надежней. Иди. Иди вперед и не оборачивайся.
Кэно взглянул на пыльную дорогу. Впереди за горами уже садилось кровавое
солнце. Его товарищи наверняка уже успели отдохнуть и пошли дальше, в
направлении крепости. Ему не нужно было идти вниз. Но ведь Ахмед почему-то
настоял на этом… Кэно неуверенно сделал шаг вперед, потом второй, еще несколько
шагов и остановился. Инстинкт подсказывал, что все это не просто так. Может, нет
вовсе никакого спуска, а есть засада? И Ахмед не сдержит своего слова? Иначе почему
нельзя оборачиваться?
Кэно резко развернулся — и в этот же момент прозвучал выстрел. Анархист
ничком упал на землю, закрыв глаза. Осознав, что больше в него не стреляют, он
приподнял голову и узнал серый тюрбан и сверкающую улыбку Тараки. Лидер духов
прислонил винтовку к плечу, не убирая пальца со спускового крючка.
— Какого дьявола?! — вставая и отряхивая одежду, закричал Кэно. — И за что я
дрался насмерть?!
Ахмед смеялся. Рядом с ним стояли еще несколько моджахедов, с интересом
следивших за происходящим. Кэно вспомнил, что слышал свист пули над головой: каких-то жалких два сантиметра, и его рейд был бы завершен раз и навсегда. Этот
прохвост — отличный стрелок, и если бы Кэно не обернулся назад в нужный момент, Ахмед легко прикончил бы его.
— Знаешь ли, то, что ты только что сделал, было не очень честно! — разозлено
заговорил Кэно. — Я выиграл все поединки, и вы обещали мне свободу, а не пулю в
затылок!
Ахмед вновь хитро улыбнулся и бросил винтовку.
— Да не будем мы тебя убивать, будь спокоен, друг! Испытание мое ты прошел!
Вижу, тебе известно, когда играть по правилам, а когда их нарушать. Тот, кто так
отчаянно сражается за жизнь, действительно достоин жить. Аллах неспроста тебя
бережет. Что ж, будь свободен! Ступай своей дорогой!
Кэно плюнул на землю и поспешил уйти, все еще оборачиваясь на довольно
улыбающегося Ахмеда Тараки.
— Вот уже черти! — процедил он сквозь зубы.
* * *
Время приближалось к ночи, и пустынная местность, окруженная грозными
остриями хребтов, окрашивалась в синие тона. Постоянно несущий пыль
высокогорный ветер стал пробирать до костей колючим холодом. Посреди древних, по
большей части разбитых и занесенных землей руин горной крепости анархисты
развели костер. Картер варил тушенку, принесенную Бесом.
— Не устал воевать здесь? — спрашивал Джарек Беса — высокого человека в
афганском берете, коричневом кожаном жилете, камуфляжных штанах и красно-сером
свитере. — Езжай с нами в США, здесь тебе ловить нечего.
— Меня Кэно послал пасти «Красных драконов», — твердо отвечал Бес. — И я
буду следить за ними столько, сколько надо. Я уже привык мотаться по миру, отслеживая их передвижения, каналы поставки оружия, наркотиков и денег. Шпион
есть шпион. Это особый талант.
— Долго что-то нашего вожака нет, — отозвался Джефф Картер, помешивая
ножом тушенку. — Я тут скоро слюной захлебнусь!
Джарек проигнорировал слова Джеффа. Он взглянул в глаза Беса, строго
глядящие вдаль из-под насупленных бровей. Что-то не давало ему покоя в этих глазах.
— Сдается мне, что ты погибнешь здесь, в горах Афганистана, — проговорил он, не глядя на лицо Беса. Информатор ничего не ответил.
Воцарилась тишина. Все молчали, пребывая в какой-то непонятной им самим
тревоге. Джареку показалось, что издали доносится выкрикивающий что-то нараспев
голос. Это была не галлюцинация: Картер тоже услышал, как знакомый низкий голос
неподалеку напевал песню на дари.
— Кэно? — встрепенулся Картер.
— Да тихо тебе! — прикрикнул Джарек. — Голос-то откуда?
Мелодичные слова местной песни прозвучали особенно громко и, казалось, совсем близко. Джарек встал и осмотрелся: по близости не было никого. Он хотел
снова сесть на остатки древней каменной кладки, когда краем глаза заметил, что из-за
поворота вышел Кэно в мокрой одежде, с рюкзаком на плечах.
— Салам! — закричал Джарек, встречая его с распростертыми объятьями. —
Брат! Где ты шатался все это время?
— Да вот в такую херь ввязались, мать ее! Пришлось дать крюка, до горного
озера, надо было помыться. Мелкое и холодное, с-сука! — на последнем слове голос