разных товаров. В дукане продавали хлеб и лепешки, твердый сыр и мягкий каймак, орехи и изюм, специи и табак, ткани и овчину, цветастые платки и халаты, шемахи и
ботинки, кальяны и трубки, ножи и казаны, посуду и ковры и еще множество всего, что только может вообразить житель отдаленного аула. Чайханщик передал клиентов
бодрому седому дукандору в белой куртке и сером паколе и поспешил вернуться к
своим делам.
— Вещь… — с усмешкой протянул Джарек, присматриваясь к традиционной
серебряной трубке с тончайшей витиеватой резьбой. — За такой трофей я бы
поторговался.
— Не сейчас, — неожиданно остановил его Кэно и замер.
Джарек отследил его взгляд и все понял. Главарь наблюдал за вошедшим в дукан
низким тощим афганцем в черном тюрбане, черно-зеленом шемахе, закрывающем
нижнюю часть лица, и темных очках-авиаторах. На его узких плечах свободно висела
линялая камуфляжная куртка, мешковатыми выглядели и потертые грубые штаны того
же комплекта, заправленные в пыльные боевые ботинки. На одном плече мужчина нес
полупустой рюкзак цвета хаки, на другом — автомат без приклада. На руках у него
были тактические беспалые перчатки, с которыми его мозолистые пальцы с грязными
ногтями казались длинными и тонкими, даже изящными. Мужчина в очках сделал вид, что присматривает себе обувь, но сам, видимо, скрытно изучал чужаков.
— Среднего роста, худощавый, в тюрбане и очках, лицо закрыто… Он?
— По идее да. Подойдем?
— Ну а чего тянуть?
Анархисты неспешно подошли к афганцу.
— Салам! Ты Рашид? — бросил Джарек на языке дари.
— А вы, собственно, кто? — спросил человек тихим и мягким голосом, но
достаточно строго.
— Моджахеды, — ответил Кэно. — Друзья Шайтана из Пакистана. Нам нужно
вооружение.
— Да, мое имя действительно Рашид и я продаю кое-что. Ждите, — не повышая
голоса, приказал худощавый афганец в камуфляже и нырнул в низкую дверь в глубине
дукана, спрятанную под коврами.
— Джарек, не находишь его странным? — проговорил Кэно, когда оружейник
удалился. — Мне кажется, Рашид не тот, за кого себя выдает. Проследить бы за ним.
Джарек молча кивнул и вышел из дукана. Сначала нужно было уйти в сторону, из
поля видимости дукандора. Дальше можно было лишь примерно прикинуть, куда мог
пойти Рашид. Кэно пошел за дукан вдоль дувала. Рашид петлял между кишалаками.
Джарек и Кэно следили за ним из-за поворотов, держась на приличном расстоянии.
Афганец осмотрелся — анархистам пришлось резко пригнуться. Тогда послышался
скрип отворяющейся двери. Афганец вошел в дом, захлопнув двери за собой, и
мужчины могли лишь примерно догадываться, в какой именно.
Кэно осторожно встал и метнулся короткими перебежками за угол кишлака с
поблекшим бирюзовым окном. Припав спиной к стене, он жестом подозвал напарника.
— Посмотри, — сквозь зубы прошептал он. — Но только осторожно.
Джарек вцепился пальцами в деревянную раму, привстал и козырьком приставил
ладонь ко лбу. Мутное стекло бликовало, но он смог разобрать происходящее.
— Какого дьявола! — находясь в крайнем потрясении, шепнул он.
Кэно прильнул к стеклу и чуть не упал. Афганец, пообещавший им вооружение, скинул верхнюю одежду, снял пестрый платок шемах, скрывавший пол-лица, черный
тюрбан и темные очки. Их собеседник оказался девушкой девятнадцати-двадцати лет.
Она положила на накрытую гобеленом лежанку рюкзак и автомат, достала из рюкзака
пачку денег, пересчитала выручку и поспешно сунула ее в тайник за черно-красным
настенным ковром. Потом она перешла к старинному деревянному столу у другой
стены, завешенной таким же ярким ковром, и принялась разбирать какие-то бумаги.
Ее молодое смуглое лицо было экзотически-прекрасным — у девушки были
пронзительные светло-серые глаза с длинными густыми ресницами и черные
волнистые волосы, выразительные скулы и широкие красные обветренные губы с
парой-другой свежих трещин. Она нашла то, что искала, сложила листы пополам и
кинула в рюкзак.
— Это и есть местный оружейный барон, черт возьми?! — возмутился Кэно. —
Надо бы достойно встретить и поговорить с деткой.
— Да, ты был прав, что Рашид — вовсе не Рашид. Хорошо, что мы не поспорили
на сто баксов.
— Тогда спорим на сто баксов, что я ее поцелую, и она ничего мне не сделает? —
гордо и вызывающе произнес Кэно.
— Посмотрим-посмотрим… А в прочем, заметано!
Анархисты пожали друг другу руки, разбить было некому.