произнести ни слова, но из его глаз потоком лились горячие слезы.
— Не трогай ее, тварь ты беспринципная! — рыдая, прокричал он. — Я все
скажу! И про теракты, и про Кабала…
— А что Кабал? «Самоубийство», — говорят эксперты.
Кобра закрыл лицо руками и громко зарыдал. Он никогда не чувствовал себя
таким ничтожеством и подлым трусливым предателем, как сейчас. Но мысли о Кире
заставили его говорить:
— Кабала убил я…
Джакс сел напротив, скрестил на груди идеально восстановленные техническими
специалистами Разведывательного агентства руки с испачканными кровью кулаками и
стал с довольной улыбкой слушать исповедь русого террориста.
— Киньте его в одну камеру с Мавадо! — злорадно ухмыляясь, приказал майор
после допроса.
Кобра опешил.
— Что ж ты за тварь, мать твою! — простонал он, глядя на ухмылку Джакса и
мечтая разорвать этот черный рот, чтобы по самодовольному лицу майора потекла
кровь. Так, как сейчас она струилась по его собственному опухшему от побоев лицу.
Задыхаясь, Кобра из последних сил зашагал к камере, кинув на прощанье майору:
— Будь ты проклят, сукин ты сын!
Мавадо стоял у стены камеры, злорадно смеясь.
— «Черные драконы». Ну что, обрели свободу, анархисты сраные?
Кобра отвернулся и ничего не ответил.
— Как там Кэно? — продолжал глумиться над ним лидер «Красных драконов».
— У этого животного остался хоть один чистый костюм — для деревянного ящика?
— Не смей осквернять память Кэно, ушлепок ты шизонутый! — буквально
прорычал Кобра, сжимая кулаки.
Мавадо засмеялся.
— Знаешь, Кобра, — смеясь, говорил он, — мне, как и всем вам, вынесли
смертный приговор. Знаешь, почему я еще жив? Как бывшему союзнику, агенты
оставили мне право на последнее желание. И я пожелал увидеть смерть «Черного
дракона».
— Не дождешься! — прохрипел Кобра.
Он собрал все свои последние силы, всю свою злобу и отчаянье. Его сжатый
кулак уже начал дрожать и болеть от напряжения, на правой руке выступили вены, когда он замахнулся и ударил Мавадо в грудь.
Дыхание бывшего матадора сорвалось, он услышал хруст собственной грудины.
Его сердце просто обезумело в груди, затрепетало, как крылья перепуганной птицы, и
в одно мгновение остановилось навсегда. Лидер «Красных драконов» упал замертво, на полу тюремной камеры в беспорядке легли складки его алого плаща.
Кобра обессилено упал у стены. Он чувствовал жгучую боль в правой руке, но
она была ничтожна в сравнении с болью душевной. Сквозь слезы он видел, как на
исполнение смертного приговора ведут Киру. Она пела песню группы «Мастер», под
которую в баре «Valhalla» танцевала с Кэно много лет назад: Пей, звонарь, за нашу грусть,
За любовь и черный блюз,
Белый свет везде…
У его камеры женщина остановилась и замолчала. Молодой мужчина смотрел на
нее чистыми серыми глазами, в которых была бескрайняя тоска и скорбь.
— Прощай, родной, — тепло улыбнувшись, сказала она.
Кобра открыл рот, но ничего не смог сказать. Он не ожидал такого отношения, пусть даже в час смерти, и не считал себя достойным в последнюю минуту таки стать
своим. Он просунул руку между прутьев решетки и провел ладонью по смуглому лицу
Киры. Сзади стоял и посмеивался Джакс.
— Знаете, — обратилась к майору Кира, повернув к нему опечаленное лицо, — я
хочу попросить Вас об одном. Не за себя. За Кэно. Похороните его на кладбище
Статен-Айленда, острова, о котором он мечтал. Прошу Вас. Он заслужил.
Джакс молчал.
— Что ты молчишь, сукин сын! Что, нас за людей не считаешь?! — закричал
Кобра, выплескивая всю горечь и боль. — Как и ваша гребаная, в конец охреневшая
власть, будь она навеки проклята! Которая разрешила вам казнить нас вот так, без
суда, да?!
— А вы и есть нелюди! — басом выкрикнул в ответ майор. — Сколько жизней вы
погубили, зверье!
Кобра смотрел на Киру, и его сердце стонало.
— Расстреляйте меня первым! — закричал, срывая голос, он. От крика в груди
проснулась давящая боль, Кобра закашлялся и сплюнул на пол камеры сгусток
запекшейся крови. Боль в груди становилась сильней с каждым вздохом. Кира
протянула к нему ладони, насколько позволили цепи на руках и ногах, прикованные к
поясу, и крепко взяла его за руку.
— Уже ничего не изменить, родной, — прошептала она. — Смирись. Будь
сильным в последние минуты.