день появились изображения герба «Черных драконов», анархические символы, портреты Кэно и надписи вроде: «Anarchy for this fucking world!», «Kano, you will live forever!», «Vivat anarchia! We fuck them all!», «Kano, we’ll remember you!». На улицах
толпилось огромное сборище людей, одетых в черную кожу или камуфляж. В руках
одни держали черные и красные флаги анархистов, другие — зажженные свечи. Кто
были эти люди? Единомышленники «Черных драконов»? Воздавали почести памяти
погибшего кумира, чтобы плюнуть в лицо официальной власти? Только где они были, когда «Черные драконы» гибли за свои идеи? Где они были, когда в Кэно — их
кумира и героя — стреляли? И что они здесь делают теперь? Что пытаются доказать?
Что они всегда были мысленно с «отцом террора», только боялись сказать это вслух?
Арестов, преследований, смерти боялись? А теперь кому нужны их признания! Кэно
не услышит! А сейчас придут стражи порядка и разгонят этот митинг.
Уже идут. Уже звучит приказ: «Сомкнуть щиты!». И три сотни человек с
дубинками и щитами, в касках, в один голос отвечают: «Есть!». Побоище началось.
Толпа с таким же единодушным криком «За Кэно!» выхватывает оружие, начиная от
пистолетов и ружей и заканчивая кастетами и бейсбольными битами. Резня… К утру
здесь останутся только трупы бунтарей. Кровь на асфальте будут присыпать песком.
Соня сорвала с шеи военный жетон. Она видела истинное лицо своего «правого
дела». Как теперь казалось ей, человечество уже давно запустило программу
самоуничтожения, и никакие усилия армий, правительственных подразделений и еще
каких-то борющихся за мир организаций не смогут остановить его. «Человек всегда
бывает добычей исповедуемых им истин», — всплыла знаменитая фраза одного
философа в сознании капитана Блейд, а в синих глазах отражалась бойня между
агентами, гордо, но слепо выполнявшими чужой приказ, и анархистами, ринувшимися
в бой с именем Кэно на устах.
— Правда, один из «Черных драконов» убил Мавадо, — продолжал свой отчет о
проделанной работе Джакс, — но я сам виноват: не нужно было сажать их в одну
камеру. Он дал нам чистосердечное признание, и теперь дело можно закрыть. Знаешь, что попросила та рыжая террористка, Кира Тараки? — майор засмеялся. —
Похоронить Кэно. Причем на кладбище Статен-Айленда. Он, видите ли, «заслужил».
— Чего смеешься-то? — с укором ответила Соня. — Вполне закономерная
просьба…
Она вспоминала лозунги анархистов, красивые лозунги, как однажды сама
сказала Мавадо. Их война была, по сути, не хуже любой другой войны — за мир, демократию и прочее эфемерное добро. Все это были сорта дерьма, в котором больше
не хотелось участвовать, прекрасно понимая, что под красивые цели всегда можно
подогнать даже самые ужасные и бесчеловечные методы. В этом и представители
Разведывательного агентства были едва ли лучше террористов свободы. Теперь Соне
не давал покоя вопрос: неужели это действительно был конец? Конец борьбы и конец
охоты. И никому не стало лучше. Столько лет… и вдруг напрасно… Такая участь
была страшна. И смех майора теперь звучал совершенно неуместно и нелепо на фоне
траурных мыслей капитана.
— Да не смеши меня, Соня! Еще скажи, что собираешься выполнить эту просьбу!
Соня резко повернулась и возмущенно взглянула на Джакса.
— Я тебе не Соня, а капитан спецназа Соня Блейд! Это — во-первых. А во-
вторых, я действительно выполню эту просьбу. Думай что хочешь, — она запнулась, говорить было очень сложно — ранее она никогда не могла и помыслить, а сейчас не
могла поверить, что способна сказать такое: — думай, что хочешь, но я теперь
уверена, что они все заслужили это. Они тоже люди. И они тоже в чем-то были правы.
У них тоже были мечты, поинтереснее наших. И они за них погибли. И только
подобный жест успокоит теперь закономерный бунт. Иначе, после всего, что творит
нынешняя власть, народ никогда не успокоится.
Джакс тоже не мог поверить тому, что услышал. Он усмехнулся, но его сарказм
сменился негодованием.
— Нам что, после всего не хватало только заплеванного и загаженного кладбища
в Статен-Айленде?! — грозно прикрикнул он. — Ты же понимаешь, что такие вот
ушлепки, как сейчас собрались на улице, будут там творить! А? Что скажете, капитан?
Соня опустила голову. Ей почему-то снова вспомнилась смерть Векслера. Но
отчетливее всего сейчас обозначилась в ее памяти фраза Кэно: «Идешь с пистолетом