ним.
Они вмешались, когда бой за аул был в самом разгаре. Слышались крики боли и
матерщина на русском, дари, пушту и каких-то еще местных языках. Дым поднимался
над несколькими разбитыми кишлаками. Под горой догорал пущенный под откос БТР.
Ветер гнал дым по кругу, застилая едкой пеленой глаза воинов, но Кэно, презрев
собственное ранение, уверенно пошел в наступление и уже успел уложить пятерых
бойцов. Джарек прикрывал его спину, столь же метко стреляя по врагам.
— Сколько еще с твоей стороны? — закричал ему главарь.
— Около восьми! Что у тебя?
— Десятеро! Выстоим!
— Выстоим! — крикнул Джарек в ответ, но его голос заглушала его собственная
очередь. Он смог расстрелять двоих, но тут почувствовал резкую боль в левой ноге.
Он отбежал, закрывая рукой огнестрельную рану.
— Че, мудак, больно?! — выкрикивал по-русски молодой небритый солдат в
горной форме и поношенном тельнике. — Я тебе покажу, душман вонючий!
Джарек достал из патронташа на поясе метательное лезвие с тремя загнутыми
остриями и швырнул его в бойца. Солдат упал. Цель была поражена идеально —
лезвие пробило череп точно между глаз. Джарек схватил автомат и продолжил
стрелять. Один из солдат кинулся вперед, целясь из-за камней в спину Кэно.
— Кэно! Сзади! — закричал Джарек, но взрыв очередной гранаты перекрыл его
голос. В этот момент Кира, ловко и плавно, как пантера, передвигаясь по грудам
битых камней, оказалась совсем рядом с бойцом, целившимся в спину анархиста. Она
присела, буравя жгуче-ледяными глазами его спину. Парень почувствовал, как сзади
на него давит чужой взгляд. Он не успел обернуться, как Кира в грациозном и диком
прыжке всадила ему в шею чуру. Тем временем Кэно, после ожесточенной
перестрелки из-за укрытий, наконец-то смог убить последнего врага.
— Че с ними стало, а! — психанул он, задумчиво оглядывая трупы солдат —
таких заросших, усталых, огрубевших и совсем не похожих в своем возрасте на
молодежь. — Со мной в их годы тоже так… Переломало. Но у меня какой-никакой
был смысл, а у них, поди, и выбора не было. Интернациональный долг, мудаки!
— Да кто их вообще просил?! — услышал он выкрик Киры, полный гнева и
ярости.
— Ну так видишь, чего власть творит, — попытался остудить ее пыл Кэно. — И
оно везде одно дерьмо, детка. Все самое худшее случается из-за власти.
— Держу пари, — отозвался Джарек, сидя на камне и перетягивая шемахом рану
на ноге, — скоро они уйдут. А свое участие в этой войне они будут помнить вечно —
погубить жизнь тысяч двадцатилетних пацанов на чужой земле, на чужой войне!
— С чего взял, что шурави уйдут? — с укоризной спросила Кира, поставив руки
на пояс.
— А спорим, что я пророк! — хитрые глаза Джарека сверкнули.
— Что ты мне заливаешь? — с презрение фыркнула Кира. — Какой ты к шайтану
пророк?!
— С чего не веришь?
— Да просто потому, что ты бандит. И рожа у тебя бандитская…
— Это оскорбление или комплимент? — ехидно усмехнулся Джарек.
Кира гневно насупила брови:
— Это факт.
— Хочешь — верь, не хочешь — не верь, но я самый настоящий пророк…
Будущее умею чувствовать. Ну, конечно, не сильно отдаленное, но все-таки.
Кира пристально вгляделась в его хитрые глаза:
— Отвечаешь за свои слова?
— Голову на отсечение даю! — Джарек провел большим пальцем по своей шее.
— А слабо сказать, что ждет меня в не столь отдаленном будущем?
Анархист задумался, но тут же на его лице появилась еще более лукавая улыбка, два золотых зуба ярко сверкнули в темноте.
— Тебя? Ты будешь одной из нас.
Кира едва заметно улыбнулась, но голос ее остался серьезным:
— Ну, смотри мне. Зарежу, если обманешь!
Ветер налетел еще более сильным порывом, Джарек в последнюю секунду успел
поймать налету свой шерстяной берет. Кэно заслонил рукой рану на лице, чувствуя, как частицы пыли и мелкие камешки, гонимые ветром, врезаются в руку.
— Идем ко мне! — крикнула Кира сквозь завывание ветра. — Сейчас начнется
буря, и здесь вам ее не переждать. К тому же вы ранены. Ну же, вставайте быстрее!
Мы должны успеть.
Кира шла вперед значительно быстрее, усталость Кэно ощутимо давала о себе
знать, а Джарек заметно хромал. Впереди обозначились светлые стены кишлака с
блекло-бирюзовыми оконными рамами и покрытая старой коричневой краской
деревянная дверь.
— Снимайте обувь и располагайтесь. Я сейчас.
Кира заперла дверь, стянула ботинки, не расшнуровывая, и зажгла закопченную