одна из нас.
— Вы так легко примите меня в клан? Кроме шуток?
— Я вижу в тебе надежного союзника, смелого, сильного духом, решительного, самоотверженного.
Кира с долей смущения опустила глаза. Ей не приходилось прежде слышать
таких слов. Ни одной афганской женщине не приходилось.
— Да что ты. Я могу лишь завидовать твоему мужеству. Но что занесло тебя
сюда?
— У нас здесь дело есть — надрать задницу старым врагам, — твердо заявил
Кэно. — Завтра идем на рейд. Если у тебя остались дела здесь, решишь все вопросы
завтра с утра?
Глаза Киры зажглись азартом от предвкушения встречи с «Черными драконами».
Новая вольная жизнь пьяняще манила ее. Ведь в родной стране у нее больше не могло
быть нормального будущего.
— Какие у меня могут быть дела? — сказала она.
Кэно взглянул ей прямо в глаза, заставляя ее заглянуть в собственную душу.
— Ты ведь держишь этот аул? — скорее утвердительно, чем вопросительно
произнес он. — Твой бизнес.
Кира взялась за голову.
— Вот шайтан, не по совести вышло! — сетовала она на себя. — Неожиданно так
все это! Ну, ничего. Думаю, что есть – передам дукандору. Не пропадет. И найду с
утра кого-то, кто письмо передаст Ахмеду, насчет «советов», чтоб он меня здесь уже
не застал. Он почитает здешние законы. Если бы знал, чем я занималась все это время
— убил бы… Он придет сюда со своими, объединится с теми моджахедами, кто
остался. Уж они-то защитят аул… Они защитят.
— Ну, вот и хорошо. Поможешь нам достать машину?
— Машина есть.
— Это отлично. Джарек, найди нашего вечно голодного товарища, — приказал
Кэно.
— А ничего, что у меня нога прострелена? — возмутился тот.
— Хрен с тобой, сам пойду.
Он встал, отряхнул одежду и направился к выходу.
— Стой! — закричала Кира. — Никто не выходит в такую бурю.
— Вот именно! А он шатается неизвестно где! Может, ему помощь нужна! Кто об
этом будет думать?!
И, не дожидаясь ответа, он ушел.
Выйдя из дома, Кэно припал спиной к стене. Ветер бил наотмашь, неся с окраины
гарь недавних пожарищ, а с ней и груды пыли, охапки высохшей травы и прочий
мусор. Обжигающе-холодный и сухой поток воздуха затруднял дыхание. Анархист
короткими перебежками двигался к чайхане, скрываясь за дувалами. На пустой, хоть и
закрытой от бури соседними постройками террасе между топчанов он завидел
Картера. Джефф лежал, не шевелясь, опустив голову на грудь.
— Картер! — хрипло выкрикнул Кэно, чувствуя боль в горле. Ответа не
последовало.
— Картер! — прокричал он второй раз из последних сил. Тишина.
Закрыв голову руками и пригнувшись, Кэно бросился бежать через улицу. Ветер
обжигал все тело, пытался сбить с ног, но главарь анархистов все же оказался рядом с
товарищем. Кэно протер здоровый глаз от попавшей в него пыли. Но лица Джеффа
под темно-коричневым паколем он все же не смог разглядеть.
— Картер! — схватив Джеффа за плечо, закричал главарь.
— Чего? — вяло пробормотал Джефф.
— Ты чего, спал здесь, что ли? — злобно закричал Кэно.
— Ну спал, и что тут такого? — невозмутимо ответил Джефф. — Ты знал, что
здесь в кальян кладут забористый гашиш?
— Ну ты мудак! Я тебя урою, сукин ты сын! Пока мы рискуем жизнью здесь, он
то жрет, то закидывается, то спит! Хорош союзничек! Чтоб тебя…
— Что у тебя с глазом? — испуганно спросил трезвеющий Джефф, глядя на
окровавленную повязку.
— «Что с глазом»? Нет глаза! Или не видно?
Джефф медленно отполз назад:
— Э-э! Остынь! Хватит на меня орать!
— Действительно! Давно пора тебя убить! — прорычал Кэно. — Твое счастье, что я сейчас не в том настроении, чтобы кого-то убивать. Бурю переждем здесь, она
скоро стихнет — ветер уже успокаивается.
Он отошел к стене и лег на ковер. И только теперь почувствовал, как
многодневная усталость брала свое, как мысли проваливались в пропасть сна, а ноги
становились чужими. Воющий ветер уже не столько действовал на нервы, сколько
убаюкивал, и мужчина решил не противиться ощущениям измотанного тела и немного
вздремнуть до рассвета.
С первыми лучами солнца Кэно очнулся ото сна. Он молча привел Джеффа к
кишлаку Киры, остановился у обложенного камнями колодца, набрал ведро воды.
Утолив жажду, он окотил голову холодной водой. Усталость как рукой сняло, в
мыслях снова почувствовалась ясность. Все, что произошло вчера, Кэно мог бы счесть
каким-то кошмарным сном, если бы не увечья на правой стороне лица, дающие о себе