Выбрать главу

А тот, кто не трудился над Талмудом, и не вкладывал сил в изучение методов ришоним («первые»; так называют мудрецов эпохи с 11-го века по 16-й, начиная с Раши и Тосафот, труды которых стали основополагающими для дальнейшего изучения Талмуда) в свои молодые годы достаточно, чтобы обрести высшее постижение, позволяющее понять пути исследования и анализа, примером которых являются в Талмуде многочисленные дискуссии Абайе и Рава, — тот лишил себя права именоваться почетным именемхавер (на языке Талмуда — мудрец Торы), и благословенной памяти наши мудрецы, желая побудить человека к усердию в Торе, не пощадили подобного лентяя, нарекли его малопочтенным званием ам а-арец и лишили его всех привилегий, положенных мудрецу. И вполне возможно, что именно подобного человека имели в виду, говоря: «ам а-арец не может быть праведен» (Пиркей авот 2:6). 26

Привычно для всех почитать важнейшим делом основание ешив, в которых наши сыновья будут воспитываться и готовиться к вступлению на путь Торы, и считать «производство мудрецов Торы» первейшей ценностью, чем-то стоящим у основ мироздания, и от чего зависит судьба всего поколения. Однако, когда дело доходит до поиска «душ», способных стать исходным материалом для этого «производства», подобный подход диктует по отношению к ученику известные возрастные границы. Нужны только молодые… Ну, а тот, кто уже повзрослел, вступил в зрелый возраст и не учился в детстве, — такой, в глазах многих, уже не годится в ученики. Кажется им, что мудрость уже недоступна ему, да и сам он не чувствует на себе обязанности войти в Дом учения, чтобы обрести свою долю в Торе… Он признает обязанность установить себе постоянные часы учебы, — но только чтобы учиться, оставаясь в сфере уже известного и знакомого ему, однако он далек от осознания обязанности духовно расти и подниматься, и пребывает в спячке, отчаявшись от самого себя. Подобный подход к себе, однако, противоречит Торе, ибо обязанность человека в этом мире все время, пока он жив и дышит, — стремиться к тому, чтобы продвигаться вперед и расти. Верно, что когда ученик стар, его учение похоже на писание чернилами на стертом пергаменте (см. Пиркей авот 4:20), однако мудрость столь драгоценна, что чернилам ее даже на стертом листе нет цены.

И сколь же велика потеря тех, что находятся в середине своего жизненного пути, и не удостоились в детстве этого переживания — постижения того, что сказали в Гемаре Абайе и Рава, однако дано им было понять, что пребывание в Доме учения во все дни жизни — это единственная настоящая жизнь, какая есть под солнцем, и они со всей энергией и настойчивостью сумели добиться для себя места в Доме учения, — но уже там, внутри Дома учения, проводят свое время впустую и растрачивают силы зря, не понимают обязанности человека идти дорогой истины, и оставляют тяжкий труд изучения алахи, и не обязывают себя к нему… И так, перешагивая с одной ступени зла на другую, выказывают пренебрежение изучением закона, иной раз только в сердце, а иной раз — и устами; а после, защищая собственную честь, чтобы не чувствовать стыда за то, что нет у них удела валахе, начнут выискивать изъяны у мудрецов Торы, и по малости разумения кажется им, что и действительно мудрецы эти — у подножия, в то время как сами они — на вершине… Ибо природа гордыни — почивать в лоне глупости, и покой ее там сладок, — да и чего можно требовать от человека, за всю свою жизнь не изведавшего вкуса мудрости? И потому обязан человек собраться со всеми своими силами, чтобы превозмочь врага, укрепить себя в изучении алахи и не впустить в свое сердце отчаяние — жестокий наш враг и губитель. 27

Нельзя исключать, однако, что в какой-то момент порыв свежего ветра вдруг обвеет его сердце, и пробудит его от глубокого сна, и коснется его своими крылами мысль, витающая в просторах нашего мира, — «может быть, еще не поздно? Может быть, возможно еще обрести мудрость? Ведь немало великих людей из мира Торы посвятили себя учению уже в зрелые годы! Я тоже — при большом усердии и постоянной упорной работе — смогу удостоиться знания Торы и высшего разумения…» Но, увы, чувство стыда утяжелит для него благословенный шаг от размышлений к действию, и поспешит он отрешиться от добрых мыслей и намерений и вернуться к вещам, покуда более приятным для него, — и остается он там, где был, и это о нем сказано: «стыдливый не может учиться» (Пиркей авот 2:5).