Прочитать дополнительную информацию
В материальном смысле в лагерях дела тоже обстояли по-разному. Экономика лагерей была достаточно сложной и путаной, в том числе по причине необходимости оставлять лазейки для лавирования и маневренности руководства. Средняя норма хлеба была четыреста граммов в день – вдвое меньше, чем год назад, а перевыполнявшие нормы могли рассчитывать не более чем на дополнительные двести граммов в день.
Переполненные лагеря становились причиной болезней. Дизентерия уносила жизни сотен и тысяч людей, заключенные повально страдали пеллагрой из-за систематического недоедания или однообразного питания. Бичом были вши, клопы и куриная слепота.
Несмотря на то, что в большинстве лагерей заключенные не могли свободно передвигаться по лагерю после отбоя, по ночам происходили случаи убийства и насилия над женщинами и над мужчинами. Ларионов допускал много послаблений для «своих зэков», но он строго ограничил количество расконвоированных лагерников, то есть тех, кто мог без специального разрешения или конвоя передвигаться по всей территории лагеря или тем более выходить за его пределы. Среди таких оказались Пруст, Марта, Сашка, Валька Комарова и еще несколько заключенных. В основном – женщины. Ларионов знал, что мужчины были менее законопослушными и более склонными к хулиганству и насилию, поэтому в его обслуге и среди расконвоированных трудилось больше женщин.
Запирать заключенных снаружи запрещалось из соображений безопасности – барак мог загореться и люди при запертых дверях и воротах могли погибнуть в считаные минуты. Дневальные обязаны были обеспечить порядок в бараках и следить за тем, чтобы ночью заключенные бараки не покидали. Патрульные делали обход зоны, а дозорные следили за контуром забора. Кроме того, на зоне были «деловые» собаки, которых иногда выпускали на ночь для устрашения зэков, особенно в теплое время года, когда была бо́льшая вероятность нарушений и побегов.
Заключенный Ухтпечлага рассказывал о тяжелой жизни женщин на зоне, что девушки, которых преследовали уголовники, не раз бросались с мольбами на вахту и даже просились в ШИЗО, и иногда их этапировали в другой лагерь. Спать часто приходилось не на вагонках, которых не было, а на сплошных нарах, от чего у заключенных распространялись вши и другие кожные инфекции. В моменты особой переполненности бараков многие спали под нарами на полу, застужали почки, болели пневмонией.
Но и в лагпункте, где командовал майор Ларионов, условия были ниже всякого человеческого достоинства. Лагерные терпели это без особых жалоб только из-за лояльности администрации. Полы в бараках, хотя и покрытые досками, были плохо положены; дежурным не выделялись моющие принадлежности и средства, и при этом требовали регулярно очищать пол от грязи. Женщины скоблили полы чем придется: ножи им не доверяли, половых щеток и скребков не выдавалось.
Наиболее насущным и самым отвратительным местом были помывочные и сортиры. Никакие дежурства и уборка этих помещений не спасали от постоянной грязи и неприятных запахов. Хлорка сыпалась непрерывно и часто поверх нечистот, ослепляя и удушая людей, которые пользовались уборными сразу после дезинфекции. При том что построили дополнительные санитарно-гигиенические узлы, рост численности заключенных не позволял обслуживать эти помещения должным образом. А нормативы надо было соблюдать, поскольку сама жилая площадь, предусмотренная на заключенного, редко превышала два квадратных метра[27].
Снабжение было налажено, но и тут нормы нарушались из-за воровства и халатности снабженческих структур. Заключенные в лагпункте Ларионова получали по полотенцу в год; простыни должны были выдавать раз в два года; наволочка была рассчитана на четыре года, а одеяло – на четыре или пять лет. Но когда Ларионов стал командовать лагерем, он понял, что ждать новых принадлежностей даже по консервативным регламентам придется долго. Ему несколько раз было отказано в обновлении постельных принадлежностей. За семь лет существования лагпункта для замены старых не был выдан ни один новый матрац, набитый по правилам соломой. За семь лет почти все матрацы износились, и заключенные набивали в них что придется – стружку, еловые ветки, листья, старую одежду, если была. Этим же набивались и наволочки, так как новые подушки были несбыточной мечтой.
Ирина несказанно обрадовалась, когда через месяц после прибытия в лагпункт все же получила ветхий, набитый барахлом матрац, от которого исходила страшная вонь. Пришлось вытряхивать всё и перебивать матрац заново. Но ни листьев, ни мха добыть зимой в лесу невозможно. Она была очень рада, когда Федосья натаскала ей из жалости соломы. Тряпья своего у нее не было, поэтому она подстилала под голову телогрейку, завернутую в наволочку, а укрывалась дырявым засаленным одеялом с заплатами.
27
Земсков В. Н.: ГУЛАГ (историко-социологический аспект). Социологические исследования. 1991, N.6 С. 10–27; 1991, N.7. С. 3–16.