Ларионов запнулся. Ирине показалось, что его душат слезы.
– Я не могу подвергнуть нас еще большему риску. Ситуация очень серьезная. Возможно, ты никогда не простишь меня, но похорон не будет.
Ирина молчала. Она знала, что он прав.
– Вы ни в чем не виноваты, – промолвила она. – И вас не за что упрекать в том, что произошло.
Ларионов поднял на нее глаза. Неужели она понимала его? Неужели не судила? Он некоторое время молчал.
– Но вот что я могу сделать, – сказал он. – Определите в Комитете трех представителей. Они будут участвовать в захоронении и в процессе сделают то, что следует. Я знаю, что людям это важно.
Ирина внимательно смотрела на него. Он сказал «трех». Это могло означать только одно: трех от каждой конфессии. Ирина чувствовала, что это было больше, чем он мог сделать для них. Она хотела осыпать его благодарностью, но не могла.
– Хорошо, – ответила она сдержанно. – Так будет лучше.
Ларионов посмотрел на нее с почтением. Тут он вдруг спохватился и стал искать по карманам записку Ирины, которую ему сунула Федосья. Он вынул клочок бумажки, развернул его и быстро прочел.
– Что это? – спросил Ларионов.
Ирина дерзко вырвала записку у него из рук и бросила в топку.
– Ничего, – взволнованно ответила она. – Пустяки.
– Что я должен был найти? – спросил он, и впервые за этот день на лице его промелькнула улыбка. – Я хочу знать, или я сам открою.
Ирина побледнела.
– Я и не сомневалась в том, что в вас нет ни капли уважения ко мне, – резко сказала она. – Ищите.
Ларионов ласково смотрел на нее.
– Я не ищейка, моя милая, – усмехнулся он. – Но я думал, что ежели я удостоился твоего доверия – что следует из записки, – я могу знать.
– Нет, – отрезала Ирина. – Это была крайняя мера.
В это время к ним подсела измотанная Клавка.
– Григорий Александрович, народ пайку весь день не получал! Прикажите раздать пайку. И за убитых, – добавила она смело.
Ларионов встал с вагонки.
– Клава, пайки выдадут. А вот пайки убитых распределят для раненых по двойной норме. С остальным посмотрим. Как поняла?
– Так точно, – вяло ответила Клавка.
Ларионов кивнул и вышел из барака. Женщины тут же подсели к Ирине.
– Ну, что он тебе говорил? – спросила Инесса Павловна.
– А список где? А завтра что будет? А хоронить-то где будут? А с корешами-то проститься можно? А пайку когда дадут? – интересовались люди.
Ирина оглядела народ.
– Тихо, – сказала она. – Слушайте. Прощания не будет. Но Комитет должен определить троих, кто от нас простится с убитыми товарищами. Клава, я думаю, ты скорее по своим каналам решишь это с мужиками. Пайка будет. Что со списком – не знаю…
Ирина растерла лицо, мельком бросив взгляд на нары Варвары: на ней остался лежать ее гребень, которым она еще недавно расчесывала волосы, подбадривая женщин. Она хотела растить внуков. Вот и нет Варвары. Просто и страшно.
Заключенных интересовало больше всего два вопроса: дадут ли пайку и где список, то есть будут ли по нему еще отстреливать. Но наутро стало ясно, что комиссия уезжает. Когда ворота за карателями закрылись, в бараках началось бурное, радостное ликование. Ларионов выехал с ними. Он направился в больницу Сухого оврага.
Глава 16
Больница из-за поступивших раненых была переполнена. Пруст и Марта не справлялись. Ларионов предвидел такую ситуацию и разрешил привлекать добровольцев из Сухого врага. В больнице была усилена охрана. Не хватало медикаментов, перевязочного материала, спирта. Но с этим поделать было нечего. Вместо спирта использовали самогон, раны промывали гипертоническим раствором, делали перевязки из собранного по домам доступного текстиля.
Ларионов накинул по просьбе Марты халат и прошел к Анисье. Она была помещена в небольшую отдельную палату, предусмотренную для администрации лагеря. Анисья была ранена в ключицу, но пуля прошла навылет, и, по мнению Пруста, операция не требовалась. Анисья была физически здоровая и сильная женщина и переносила ранение легко.
Ларионов вошел в палату. Анисья, бледная и измученная, лежала на кровати с перевязанным плечом. Она увидела Ларионова, и на лице ее появилась слабая улыбка.
– Гришенька, – тихо сказала она. – А я думала, ты не придешь.
Ларионов сел на табурет у койки и взял Анисью за руку.
– Как же я мог? – промолвил он. – Я говорил с Прустом: он считает, что ты вне опасности.
Анисья медленно моргала.
– Видишь, как получилось… – Ее пересохшие губы слегка затряслись. – Вернись ко мне, Гриша. Нет мне жизни без тебя…