Ларионов вздохнул, едва скрывая свои муки. Он смотрел на Ирину с грустью, совершенно не понимая истинных мотивов ее расспросов.
– Был, – все же признался он.
– Это хорошо, – обрадовалась Ирина.
Ларионов отвел глаза нетерпеливым движением, чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди.
– Вот как? – сказал он уныло.
Ирина растерялась. Она не могла понять, отчего он так огорчен.
– Конечно, – она словно подбирала слова. – Мне бы было прискорбно узнать, что вы ее бросили одну в больнице в такой момент. Это бы сделало ее несчастной, а вас… жестоким.
Ларионов отвернулся к печи, не в силах превозмочь боль. Он тяжело дышал.
– Я просто думаю, что вы… вы поступили хорошо, – тихо добавила Ирина, чувствуя нараставшее в нем возбуждение, стараясь всеми силами вложить в свои слова именно их прямой и истинный смысл.
Ларионов повернулся к ней.
– За что я повстречал тебя? – вдруг сказал он глухо, и Ирина слегка отпрянула. – За что помимо прочих мне было послано еще и это мучение?
Она покачала головой, желая объяснить, но она уже видела, что он совершенно иначе, чем она хотела, воспринял ее расспросы.
– Видно, не будет мне покоя на этой земле, – с усмешкой добавил он.
Ларионов привычным жестом достал из буфета бутылку с коньяком, налил в стопку и быстро выпил.
– Ступай, Ирина, – тихо сказал он.
Она, замерев, стояла в дверях, беспомощно глотая воздух.
– Ступай же! – сказал он громче.
Она ушла. А Ларионов, как всегда, смотрел ей вслед, думая о том, что он не в силах отказаться от нее, невзирая на все свои с ней неудачи. Он чувствовал без нее пожирающее одиночество.
Ирина вышла от Ларионова, и ее била дрожь. Она понимала, что сделала ему больно, но не могла никак осознать, что стало причиной этой боли. Она всячески отталкивала от себя мысль, что причина была в том, что он желал ее, как и прежде, и ее безучастность и спокойствие просто разбивали ему сердце. Ирина старалась найти причину в том, что он снова решил быть с Анисьей и испытывал стыд, не мог признать этого; или что она своим нравом окончательно стала его раздражать.
Но помимо слов были его глаза, его чувства; и подспудно она понимала, что все дело в том, что он по-прежнему хотел близости с ней и что его огорчало то, что он не мог отказаться ни от близости, ни от запрета на нее.
Последние две недели перед Новым годом личные тревоги будто отступили на второй план. Между Ириной и Ларионовым установились вежливые отношения. Он, видимо, принял ее решение держаться на расстоянии, и Ирине казалось, что Ларионов был занят своими делами и перестал ее замечать. Она успокоилась и отдавалась полностью работе. Лариса Ломакина поправлялась, и, хоть рана ее еще болела, разбиралась в библиотеке и составляла перечень литературы. В лагере нельзя было долго болеть – длительное пребывание в постели могло пойти во вред, следовало мобилизовываться и идти вперед, чтобы выжить.
Ирина собиралась уже выходить из барака, как ворота распахнулись и в барак ввалился местный балагур и вечно косой Пузенко, втаскивая на спине новый, плотный матрац. Вслед за ним, молча, другие зэки затаскивали еще матрацы.
Ирина отошла в сторону и теперь с удивлением наблюдала за бессловесными устроителями. Так они втащили семь матрацев. Затем в барак зашли еще зэки, которые волокли новые подушки, добротные одеяла, комплекты жесткого, еще белоснежного белья. Оставив все на нарах ближе к выходу, они так же молча ушли.
– Что происходит? – опомнилась Ирина.
– Майор велел привезти из Новосиба, – выдохнул перегаром Пузенко, задвигая кепку на затылок.
– А почему из Новосиба, а не через снабженцев? – спросила она, не понимая происходящего. – И почему по семь комплектов?
– А кто его знает, – ухмыльнулся Пузенко. – Мое дело – привезти куда велено. А вы уж разбирайтесь с Ларионовым или Загурской. Мне майор три пузыря и денег дал. Чего ж не сгонять?!
Пузенко подмигнул и вышел из барака. Вскоре из-за двери выплыла Балаян-Загурская и радостно вознесла к небу руки.
– Ирочка, солнце мое, – запела она. – Гражданин майор велел обновить постели у членов Комитета и библиотекаря. И меня не забыл, – добавила она кокетливо.
– И так быстро привезли? – Ирина запрыгала от радости.
– Ирочка, – заговорщически наклонилась к ней Балаян-Загурская, – на что только мужчины не идут во имя искусства. Майор – почетный меценат зоны и тайный эмиссар культуры, – почти шепотом закончила она.
Ирина, улыбаясь, пожала плечами, немного озадаченная объяснениями Балаян-Загурской. Она накинула фуфайку, косынку и побежала разыскивать Ларионова.
В доме его не было. Недалеко от здания администрации она наткнулась на Жанну Рокотянскую.