– Мама, а ведь я чувствую, что буду счастлива! И что столько меня впереди ждет хорошего!
– Конечно, Верочка, – радовалась мать.
– Мама, а папе он нравится? – говорила Вера, но уже радостно.
– Нравится, – смеялась мать. – Только пьет он много и не ест ничего.
– Мама, а он любезный и добрый. Он красивый и ласковый… только очень грустный…
Алина Аркадьевна улыбалась нежности и заблуждениям молодого страстного ума. Ей понравился Ларионов. Единственное, что беспокоило Алину Аркадьевну, – это его горячий нрав, скрытый за внешней бесстрастностью и сдержанностью. Но теперь, поняв, что Ларионов приостановил пыл Веры, она стала ему доверять и еще больше его уважать.
– А что же с Подушкиным? – улыбнулась мать. – Он-то каков!
– Женя – добрый друг, мама. Я люблю его и люблю. Он мне дорог, как Алеша.
Алина Аркадьевна вздохнула.
– Дорог, как Алеша… Ох ты, глупышка моя. А он влюблен и страдает.
Вера вскочила.
– Уф, мама! Он все это напридумывал.
– Это еще отчего?
– А вот отчего. Подушкин в очках и похож на доброго снегиря, а такие могут быть только друзьями!
Алина Аркадьевна захохотала всей своей натренированной годами диафрагмой. С ней стала хохотать и Вера.
– Я хочу, чтобы поскорее наступил день, – сказала она задумчиво.
– И что же? – спросила лукаво мать.
– Тогда Ларионов увидит, что мне все равно. Что все забыто! И придет дядя Архип с гармонью, и как мы будем петь и танцевать! Я обожаю танцевать, мама!
Вера вскочила на кровати и стала на ней танцевать, играя шалью Алины Аркадьевны над головой, как одалиска.
Алина Аркадьевна смеялась от гордости и счастья за дочь. Но подспудно она думала и о другом. Она понимала Ларионова, и ей было жаль его и Веру, но его сейчас больше. Ведь Вера оставалась с любимой семьей, с друзьями, окруженная лаской, он же вынужден был лишиться уюта; Вера с ее молодостью и счастливой душой шла по жизни легко, ему же предстояло, как чувствовала Алина Аркадьевна, искать себя в кромешной тьме его (выбранной за него кем-то) жизни.
– Вот что, – вдруг сказала Алина Аркадьевна. – Я посоветуюсь с папой.
– О чем? – испуганно спросила Вера, и сердце ее снова заколотилось.
– Я попрошу его поговорить с Ларионовым. Ларионов должен знать, что двери нашего дома открыты для него, но не из вежливости, а со всей искренностью. Он поймет.
– Ах, мама! – Вера почти запрыгнула на мать и стала покрывать ее поцелуями до удушья.
– Ты счастлива?
– Да! Да! Да! Очень! – Вера поцеловала мать на прощание и бросилась в свою спальню.
Мужчины все еще играли в преферанс на веранде, а рядом спал на кушетке Подушкин.
– Что за человек! – восклицал Дмитрий Анатольевич, обращаясь к Ларионову. – Хоть с Краснопольским играй, он мне проигрывает.
Ларионов довольно ухмылялся. Ему нравилось быть с Дмитрием Анатольевичем. Его тяга к собственному отцу выражалась в тяге к отцу Веры. Доверие, появившееся между ним и Верой, установилось и между ним и ее отцом.
– Нет уж, – бросил карты Дмитрий Анатольевич, – завтра сыграем в ломбер[11]. Вы играете в ломбер?
– Я никогда не играл, – ответил Ларионов.
– Тогда научу вас и буду выигрывать! – обрадовался по-ребячески Дмитрий Анатольевич.
– Согласен, – улыбнулся Ларионов.
– А когда ты приедешь в следующее увольнение, – вдруг сказал Алеша, – мы обязательно пойдем на охоту. Это чудо! Сам я не охотник, но отец и дядя Архип – замечательные!
Ларионов смутился и почувствовал, что снова теряется.
– Непременно! – воскликнул Дмитрий Анатольевич. – К тому же вы отличный стрелок, что очевидно и чего не скажешь обо мне и тем более об Алеше.
– Только об одном стоит задуматься, – произнес с расстановкой Краснопольский, – не будут ли излишние волнения у Верочки. Она очень впечатлительна.
– О чем вы? – резко и неодобрительно спросил Алеша.
Ларионов вспыхнул.
– Я вот о чем, – сказал, неприятно улыбаясь, Краснопольский. – Верочка не любит насилия. Она милосердна и против всякого, – он подался вперед всей тушей, – всякого насилия и убийств. Пока она еще не придает значения роду занятий своих знакомых. Но однажды она задастся этими вопросами.
Дмитрий Анатольевич и Алеша растерялись от бестактности Краснопольского. И прежде чем Дмитрий Анатольевич спохватился, чтобы ответить, Ларионов вышел из-за стола и, глядя сверху на испуганного Краснопольского, спокойно произнес:
– Какой вы заботливый человек. И вы правы. Вера однажды задастся этим вопросом, как и тем, кто живет честно, а кто крутится.
Потом он обратился к Дмитрию Анатольевичу и Алеше: