«Подумать только, – пронеслось в голове у Алины Аркадьевны, – и откуда у этого деревенского мальчика-сироты все эти манеры русского офицера?!» Она вздохнула с тоской по своему прошлому, по юности и балам и порадовалась в душе за Веру. «Хоть бы у них все сложилось, – подумалось ей. – В нем есть какое-то природное благородство и вкус, которые нынче в большой редкости среди всех этих революционеров».
Зоя Макаровна зарделась и, развернувшись так, как будто сейчас запоет, выдохнула:
– Иванка-а! Где мой магазин?! Это знакомство надо отметить!
Иванка тут же подлетела с «магазином», из которого выглянули напитки в ассортименте. Иванка и Зоя Макаровна выпивали всегда залпом и наливали по половине граненого стакана. Зоя Макаровна говорила, что «больше – дурной тон, а меньше – нет чувства». Женщины приобрели более яркий пурпурный оттенок, поскольку это был уже не первый за сегодня рейд круглосуточного «магазина». Несмотря на бытовой алкоголизм (как отзывался о ее шалостях Дмитрий Анатольевич), Зоя Макаровна никогда не была слишком пьяна. Спирт словно протекал сквозь нее, не задерживаясь в ее жизнелюбивых эритроцитах.
– Она ужасно добрая, наша Зоя! – шепнула Вера Ларионову. – Ее семья погибла во время красного террора, а потом при загадочных обстоятельствах умер муж, и с тех пор она не расстается с «магазином».
Ларионов помрачнел. Вера поняла, что задела его.
– Григорий Александрович, это было давно: вы еще тогда были как я возрастом.
– Все хорошо, Верочка, – ответил он ласково, будто невзначай пожав ей руку.
С улицы послышались звуки гармони.
– Дядя Архип! – закричала Вера и бросилась на крыльцо.
– Веруня, дружок! – послышался голос Архипа, и сразу было ясно, что он добрый.
– Архипушка, как же мы ждали! – выплыла на крыльцо Алина Аркадьевна.
Вера кинулась его целовать и обнимать. За ней обнялись с Архипом Кира и Алеша.
– Дядюшка Архип, голубчик! Как же я соскучилась! Как же хорошо! Я так нынче счастлива!
Архип отстранил Веру за плечи, подкрутил усы и прищурился.
– Дай погляжу! Эх, как говорится, ахтунг-ахтунг, барышня что надо! А что, – тихо добавил Архип, – неужто Женька дождался?
Вера отрицательно замотала головой.
– Вы его полюбите, дядя Архип, он самый замечательный человек в мире! Он как вы и папа!
Архип снова подкрутил усы.
– Ну-с, как говорится, ахтунг-ахтунг, дело серьезное! Поглядим на твое счастье, Верушка. А в школу-то охота? – добавил он, по-старчески улыбаясь глазами.
Вера сразу поморщилась.
– Не до того мне сейчас, дядя Архип. Только по урокам словесности соскучилась.
Архип обнял ее крепко за плечо и пошел с ней в дом.
– Это понятно, – протянул он. – Дела сейчас поважнее. Но и про школу не забывай. Знание, Веруня, и в бою пригодится, и в дому сгодится.
– Я так люблю вас, дядюшка! А кто это?
Вера заметила девушку, стоявшую чуть в стороне в обнимку с гармонью, весело и немного нагло поглядывая на оживленное семейство. Она улыбалась ямочкой на щеке и сияла румянцем. Длинная русая коса ее была слегка расплетена и лежала на приподнятой пухлой груди.
Архип нетерпеливо подкрутил усы.
– А-а, это Шурка, племянница моя по покойнице-жене, девка ахтунг-ахтунг, черт в юбке, а не девка. Молчит всю дорогу, а беды не оберешься, – подмигнул Вере Архип. – Шурка, идем в дом, я тебя с такими людьми познакомлю! Не люди, а человеки!
В доме Архип и Зоя Макаровна долго обнимались, и все шумели и бесцельно суетились. Потом быстро сели пить чай вперемешку с «магазином». Зоя и Архип всех смешили байками, и Вера пребывала снова в привычном веселом и озорном настроении.
– А это Шурочка, – наконец решил представить племянницу Архип. – Приехала из Тулы погостить. Ее батя был братом моей покойницы, а теперь Шурочка – сирота.
Шурочке было около двадцати, но она была похожа на уже сформировавшуюся женщину. Гладкая кожа на груди ее особенно светилась из-за красной блузы. Белые ровные зубки и ямочка на щеке придавали ее лицу кокетливость, граничащую с неприличием, а серые глаза и аккуратный нос – миловидность. Шурочка не говорила, но взгляд и вид ее сообщали, что она знала, что мужчины желали ее, ей это нравилось, и до взаимности шаг был всегда короток. Вера подумала, что Шура была очень красива и соблазнительна. Только она не источала тепла, которое Вера так быстро угадывала в людях.
Однако сама Шура сразу заприметила Ларионова, стоявшего с равнодушным видом возле буфета и наблюдавшего за кутерьмой. Она одаривала его частыми взглядами, хоть и не переходила границ, словно говоря: «Ничего, можешь казаться неприступным, но я-то знаю, что все вы меня желаете и любой из вас не может устоять перед моей красотой».