– Я только знаю, что с Верой все в порядке, – сказал он и, выпив залпом стакан водки, вышел на воздух.
Вера проплакала, как ей казалось, весь вечер. На самом деле прошло полчаса. Стеша постучалась в дверь, вошла и села подле Веры. Она доложила Вере, что женщины пошли в лес к теннисной площадке, а мужчины занялись дровами и что мать приказала ей идти играть в теннис с Машей, Кирой и Надей.
– А он? – тихо спросила Вера.
– Колет дрова, – засмеялась Степанида. – Сейчас наколет на год! Вера, я хоть и неученая, но скажу тебе, что ты дуришь. Умой личико и беги к нему. Он чернее тучи. Еще ужин не начался, а он уже два стакана хлопнул.
Вера шутя оттолкнула Степаниду.
– Не твоего ума дело, ступай, – сказала она, внезапно улыбаясь.
Глава 7
Вера помылась и переоделась к теннису. Пробило семь, и на улице было светло и все еще душно. Вера спустилась вниз и прошла через анфиладу в комнату Подушкина, откуда был хорошо виден задний двор. Алеша и Емелька складывали дрова, а Ларионов, голый по пояс, колол. Видно было его силу и как ходили мускулы на всем его теле, и она с ужасом представила, что могло бы случиться, разозлись он на Подушкина. Вере его красивое лицо сейчас показалось суровым и взрослым.
Она побродила по дому, зашла в кухню и, немного поболтав со Степанидой, вернулась в анфиладу, где в конце стояло большое зеркало в человеческий рост. Вера остановилась и рассматривала себя. Волосы ее, коротко остриженные до линии подбородка, были с одной стороны заколоты невидимкой, на лбу проступала подростковая сыпь; бледно-серое, с белым воротничком, льняное скромное платьице облегало ее полноватую, приземистую фигуру и подчеркивало только наметившуюся грудь; ноги казались короткими из-за нелепых белых носков. Она вспомнила пышную, роскошную грудь Шурочки и пожала плечами. Ей было невдомек, что именно такою она нравилась Ларионову, и не из-за груди или ног своих, а из-за своей натуры, которой не было у Шурочки. Она не понимала, что чистота ее помыслов и невинность души притягивали его, что десятки Шурочек уже побывали в его объятиях и он не нашел в них того, что нашел в ней, Вере.
Она вдруг увидела отражение Ларионова позади в другом конце анфилады. Он стоял, утираясь полотенцем, и разглядывал ее, а потом направился к ней.
– Что вы смотрите? – спросила она грубо, повернувшись к нему.
Ларионов улыбнулся.
– Я любовался вами, Верочка, как и сегодня, когда вы танцевали, – сказал он так, словно и не было этой неприятной сцены на чердаке.
– Я думала, вы любовались Шурочкой в кухне! – не смогла удержаться она и тут же сникла от досады на свою глупость.
Ларионов сделал к ней шаг, и Вере показалось, он хотел заключить ее в объятия. Она отшатнулась и неожиданно для себя залепила ему пощечину с такой силой, что ладонь ее загудела.
Ларионов, тяжело дыша, взял ее за запястье.
– Зачем же так, Верочка? – сказал он тихо. – Мне нет до нее дела.
Вера выдернула руку, не в силах совладать с яростью.
– Вы, вы… знаете, вы кто?! – Она задыхалась. – Вы… страшный человек! Предатель!
Она выбежала из дома и направилась через лес к теннисной площадке, с ужасом вспоминая пощечину. Как она могла так вести себя? Как могла его ударить? Он ей был ближе всех в этом мире! «Все кончено теперь! Он возненавидит меня и правильно сделает, – думала она. – Как можно любить такую дурочку!» Вера сжала гудевшую все еще руку.
Солнце медленно, лениво шло на запад. Лес остывал от жаркого дня и начал благоухать влажным ароматом. Стволы сосен сияли, как янтарь, сквозь вуаль паутин и частиц, витающих медленно в замирающем нежном свете вечера. Красота природы, любимой Верой природы русской земли, постепенно успокаивала ее кровь. Как могла она в этой красоте стать такой гадкой, склочной, низкой, что опустилась до ревности: залепила затрещину Ларионову, оскорбила Подушкина, расстроила всех. Она представила, как тяжело было Ларионову в эти дни. И вместо поддержки она всячески мучила его. Какое ребячество… И все же – пусть! Ревность все еще душила ее и распаляла мысли. Она чувствовала боль в самом центре груди, такую сильную и пульсирующую, что ей хотелось то кричать, то бежать, то бессильно плакать…
Кира, Надя и Маша уже играли. Недалеко от площадки сидели на небольших тканевых шезлонгах Алина Аркадьевна и Зоя Макаровна, чуть поодаль на пригорке под вязом – Иванка с «магазином» и Шурочка. Вера подошла к матери, с печалью окинув взглядом Шурочку.
– А где папа? – спросила она, чтобы скрыть досаду.
– Папа и Архип пошли к председателю, они будут к ужину. Присядь с нами на минутку, Верочка.
Вера почувствовала, что мать недовольна.