– Что там опять приключилось с Женей? На Ларионове лица не было.
– Ах, мама, оставь, прошу! – воскликнула Вера, готовая теперь плакать.
– Слушай мать, Верочка, – низким голосом бухала Зоя Макаровна.
– Вера, – еле слышно сказала Алина Аркадьевна, – перестань мучить Ларионова. Он вел себя достойно и не виноват в том, что Шурочка неприлично откровенна с мужчинами.
– Ха! – возмутилась Зоя Макаровна, не терпевшая конкуренции.
– Зоя, ради бога. – Алина Аркадьевна сделала знак Зое Макаровне, кивнув в сторону Шуры. – Твой Григорий – видный мужчина, что ж скрывать! Вера, доченька, в жизни будет еще много испытаний и гораздо более серьезных, чем те, что выпадают тебе сейчас. Не растрачивай себя понапрасну. И береги чувства тех, кто тебя любит. И еще – не пытайся ограничить свободу мужчины. Более неблагодарного и бесплодного занятия нет. Позволь ему быть таким, какой он есть, прими его со всеми его привычками и недостатками. А ваша любовь сделает свое дело.
Вера любила слушать мать. Это ее успокаивало и отшелушивало все лишнее. Она поцеловала Алину Аркадьевну и побежала играть с девочками.
– Не знаю, что делать с ней, – вздохнула Алина Аркадьевна. – В ней слишком много страсти. Измучила Ларионова, а он ей все прощает. Кажется, и впрямь влюблен.
– Ха! – гаркнула Зоя Макаровна. – Что и говорить – хорош собой, черт! А Верка-то повзрослела и не по годам созрела.
– Ума не приложу, как быть, Зоя. Мала она еще для него – ведь школьница! Подумать страшно. А он уже мужик – ходит вокруг нее как одурманенный. Нет, Боже сохрани! Он не позволяет себе никаких излишеств. Но я-то вижу, как там кровь бурлит. Это все на поверхности бесстрастность, а на самом деле там все бушует.
– Да уж, дела… Иванка-а! Где наш магазин?! Умна она больно, а женщине это зачем? Только страдать.
Иванка подбежала и налила себе и Зое Макаровне по полстакана.
– А что если сосватать ее, как в былые времена?
Алина Аркадьевна посмотрела на Зою Макаровну с искренним недоумением.
– Ты в уме ли, Зоя?! Мы в какой стране живем? Пионерка, сосватанная комбригу Красной Армии! Это скандал. А в прежние времена уж через год бы выдали, и дело с концом. А так как подумаю, что по самым скромным расчетам еще несколько лет им ждать…
– А он-то жеребец племенной! – оживилась Зоя Макаровна.
– Ох, Зоя, ты все о своем… Уедет в понедельник, а там видно будет. Только я чувствую сердцем, что Вера привязалась к нему душой, вот что страшно. А вдруг загуляет, забудет ее. Это травма на годы. Я сама такою была. И ты права, он – взрослый мужчина и ведет такой образ жизни, что не приведи Господь. А Верка моя исстрадается. Она хоть и сильная, но уж очень впечатлительная.
– Да, времена нынче скверные, – вздохнула Зоя Макаровна. – Если бы не Иванкин магазин, я бы пропала давно. А так бы сосватали…
– Зоя, тут и говорить нечего! Да и что теперь это значит? Без закорючки в ЗАГСе все скрепы – пыль. Надо ждать.
К ужину опять все собрались на веранде. Дмитрий Анатольевич рассказывал про поход к председателю. Ужинали спокойно. Архип травил байки про Первую мировую, что означало, что он уже достаточно взял в галошу.
– Они от нас, ахтунг-ахтунг, а мы от них! И все стреляют и бегут, бегут… Командир наш был здоровый мужик, метра два ростом и молодой еще. Ногу ему тогда оторвало, и я впервые видел, как мужик плачет. «Что ж ты, батюшка, плачешь?», – говорю я, значить, ему. А он плачет: «Я, – говорит, – Архип, в два метра ростом! Как же я теперь такой ходить смогу?» А я ему говорю: «На культе, батюшка». А он мне: «Так я же с таким весом землю рыть ею буду, а мне еще к жене возвращаться. На кой я ей – колченогий…» Вот тут я понял, что смерти и уродство войны мирной жизнью меряются.
Ларионов слушал его внимательно. Ему казалось, что командир был слаб духом. Остался жив, так что же заботиться о том, что жена подумает про его увечье?
– Разве имеет это значение, когда любишь? – сказала Вера пылко. – Да хоть бы и без двух ног, лишь бы живой!
– Эх, Веруня, ахтунг-ахтунг, бабы разные. Его баба себе нашла нового мужика, ушла от него к двуногому. А он спился.
– Не любовь это, дядя Архип!
– Много ты знаешь о любви, – усмехнулась Кира.
– Может, я не имею опыта, но я знаю! Внутри знаю. Любовь все прощает, так сказано, и она милосердна…
– Верочка права! – вдруг воскликнул Подушкин. – Любовь все прощает.
Вера опустила глаза. «Зачем он сказал это? Он все знает о нас с Ларионовым».
– А по мне, и с одной ногой лучше, чем ничего! – заголосила Зоя Макаровна. – Это ж без ноги. Куда хуже, когда без чего другого!
– А чай будет?! – позвала Алина Аркадьевна, смущаясь.