– Я не хочу этого, – сказал с досадой Ларионов. – Мое тело хочет, а я нет. Просто давно не было – вот и все…
Он развернулся, чтобы уйти.
– Ты не сможешь так долго продержаться, – засмеялась Шура ему вслед. – Рано или поздно сорвешься. Какая разница, где? Дурак ты, Гриша!
– Прощай, – обронил он и скрылся за калиткой.
Вера не могла заснуть. Ей хотелось встретиться с Ларионовым и объясниться. Она чувствовала вину за оплеуху и то и дело вскакивала с кровати и подбегала к окну, прислушиваясь к голосам на веранде, где мужчины играли в карты. Потом все стихло.
Она вышла из комнаты в ночной сорочке и осторожно спустилась по лестнице в гостиную. В темноте Степанида дремала в кресле-качалке с коробкой шоколада на коленях.
– Стеша, – прошептала Вера, – где же все?
– Разошлись, уж за два. Архип уснул на софе прямо на веранде, перепил, что ли, а Григория попросил Шурку проводить, – процедила она сквозь дремоту.
Вера задрожала. «Нет! Этого не могло быть! Нет! Нет!», – неслось у нее в голове. Она босиком вышла на веранду, вглядываясь в темноту и закутываясь в шаль. «Уйти навсегда! Куда глаза глядят». Она сбежала с крыльца и направилась к калитке прямиком через двор. Из темноты калитки вышел Ларионов.
– Верочка, вы что здесь? – спросил он ласково.
Вера оглядывала его лицо, пытаясь найти ответ на свой вопрос.
– Мне страшно! – вдруг воскликнула она и обняла его.
Ларионов сжал ее в объятиях.
– Верочка, Верочка, ничего не бойтесь! Ну что за мысли? – шептал он, целуя ее в волосы.
– Я скучала! – почти кричала Вера. – Я скучала без вас!
Ларионов дрожал от волнения и страха за нее.
– Я никуда не делся, – успокаивал он ее. – Я довел до дома Шуру. Вера! Я не могу без тебя!
Ларионов подхватил ее на руки и, сам не понимая как, оказался с ней на заднем дворе. Он опустился, держа ее на руках, на пень, где днем рубил дрова. Из окна Алеши шел тусклый свет от керосинки, немного освещая часть двора.
– Я не могу без тебя, – повторял он, покрывая поцелуями ее голову. – Но и с тобой я не могу быть. Вера, я дурею от этого.
– Отчего же не можете? – спрашивала она, сжимая его одежду. – Я хочу вас всего. Я не могу принадлежать никому больше! Вы это понимаете?
Ларионов чувствовал, как слезы вот-вот польются из его глаз.
– Вера, я потерял голову…
– Поцелуйте меня.
– Я не могу…
Ларионов зарылся в ее волосы.
– Как же так? Ведь мы желаем этого!
– Если я буду прикасаться к тебе, я не смогу устоять! Я едва вчера сдержался.
– От чего?!
– От всего, глупенькая моя, – сказал он, пристально глядя ей в глаза, и она видела, как они снова блестели и как он зверел.
– Я хочу принадлежать вам, – сказала она тихо, и ей почудилось, что эти слова произнесла не она.
Ларионов прижал ее так сильно, что она почувствовала, как остановилось ее дыхание.
– Это невозможно, – прошептал он, жадно сжимая ее. – Невозможно сейчас.
– Но как же столько ждать?! – не помня себя, сказала Вера.
– Я не знаю, – выдохнул он. – Но я хочу этого.
Вера целовала его волосы у виска.
– Я буду ждать. Вы – все, чего я хочу в этой жизни.
– Я люблю тебя, Вера, – сказал он еле слышно. – Люблю.
Теперь Вера знала, что все решено в их жизни. Теперь она готова была ждать и терпеть разлуку с ним. Они долго сидели в объятиях друг друга, и Ларионов только гладил ее волосы, качал ее на коленях, как ребенка, и незаметно утирал слезы.
Наутро Емелька привел жеребца.
Ларионов скучал по верховой езде. Он сделал выезд и вернулся к завтраку, привязав жеребца у крыльца. Вера была счастлива, и Алина Аркадьевна смотрела на нее подозрительно. Она видела и состояние Ларионова. Оба были спокойны, и от напряжения прошлого дня не осталось и следа.
Алина Аркадьевна пыталась улучить минутку и поговорить с Верой, но та уклонялась от разговоров и витала в облаках. Алина Аркадьевна сильно встревожилась. Она опасалась, что между игрой в ломбер и сегодняшним утром произошло что-то, чего она больше всего боялась. Она доверяла Ларионову и дочери, но Вера была влюблена и слишком стихийна. Она уповала только на благородство и благоразумие Ларионова. Но в то же время мать понимала, что Вера могла сбить его с толку, а он был мужчина, которому Вера сильно нравилась. Эти страшные мысли будоражили ее. Она боялась совершить ужасное открытие насчет дочери, одновременно веруя в совершенную невозможность такого открытия ввиду абсурдности его относительно ее моральных устоев и традиций семьи.
Алина Аркадьевна попросила Ларионова проводить ее к председателю, чтобы отнести ему выпечку. Ларионов немного удивился, но возражать не посмел.