Прежний начальник лагпункта не был, видимо, заинтересован в установлении порядка среди самих зэков. Дисциплина достигалась только наказаниями и угнетением заключенных. Ларионов достаточно быстро понял, что для выполнения рабочих задач необходимо ввести жесткий порядок на зоне и первым делом, насколько возможно, развести по разным баракам урок и безопасных уголовников и политзаключенных.
В некоторых бараках с политзаключенными уголовники все же были, но обычно неопасные и неагрессивные. Уже в течение нескольких недель дисциплина за счет этой меры улучшилась: снизились случаи драк, самоубийств, убийств, насилия и жалоб. При таком разделении не потребовалось далее отделять придурков от работяг. И работяги, и придурки делились с махровыми блатарями едой и всем остальным, что обеспечивало им относительно мирное существование, а блатарям позволяло не работать, играть по ночам в карты и потом отсыпаться днем в бараках. Их тунеядство было возможно только за счет паразитирования на других заключенных. А паразитирование было возможно только потому, что администрация это допускала.
Ларионов понимал, что авторитеты воров могли устроить саботаж в бараках, если их излишне пережимать. Поэтому он лично провел беседу с каждым и договорился о компромиссных правилах. Избежать договоров паханов и администрации на зоне было невозможно. Блатные были уважаемы среди своих, и вертикальные связи среди воров были нерушимы как на воле, так и на зоне: любое решение пахана было непререкаемым. Их расшатывание повлекло бы только рост внутренней преступности. Ларионов, например, позволял блатным в бараках использовать для удовлетворения своих прихотей женщин, но только тех, которые шли на это добровольно. Насилие было запрещено и жестко наказывалось неделями в ШИЗО, лишением передачек и прочими нетелесными наказаниями. Это равновесие установилось не сразу, но когда зэки поняли преимущества регламентов, признали Ларионова как «правильного» начальника. Главным образом им нравилось то, что Ларионов не стремился унижать людей, пользуясь положением. То есть, по воровскому «бусидо», он был «справедливым ментом».
Самым сложным оставался вопрос сотрудничества с администрацией. Если урка был уличен своими в любом сотрудничестве с администрацией, он немедленно переходил в разряд «сук». Но и среди «сук» были как бы не совсем «суки», а скорее «козлы», которых обычно не сильно трогали. Если тот или иной уголовник брал на себя ответственность работать, например, в бухгалтерии, его могли не трогать. Но если заключенный, тем более урка, был уличен в стукачестве или предательстве, то его «опускали» или могли вовсе убить, даже не требуя доказательств[15].
Интересна была и каста «опущенных». Это были либо доходяги, которые естественным путем скатывались и, как правило, погибали от голода и болезней, либо в прямом смысле «опущенные» урками самым порой жестоким и гнусным образом.
«Опущенные» затем превращались в последних рабов – они мыли сортиры, выполняли самую грязную работу, могли подвергаться непревзойденным по изощренности унижениям со стороны блатарей. И Ларионов сразу заметил, что жесткость правил и справедливость наказаний снижали количество как «опущенных», так и разнузданных блатарей. Это было очевидно сразу: уважение и беспристрастие со стороны администрации влекло за собой очеловечивание заключенных.
Ларионов, конечно, как только немного освоился в роли начальника, задал вопрос одному «блатарю»: «Почему систему каст не ликвидировать?» И получил ответ: «Потому что это не нужно администрации!» А администрации это не было нужно потому, что, во-первых, мало вообще кого волновала жизнь людей вне закона, и, во-вторых, потому, что так проще их контролировать и даже ликвидировать. А в некоторых случаях администрация побаивалась блатарей. Тот же саботаж мог закончиться и поножовщиной.
Далее Ларионов назначил сильных дневальных. Дневальные, по сути, были бригадирами в «домашних» условиях. Они помогали решать конфликты в бараках, следили за порядком и гигиеной, иногда играли даже роль психотерапевтов.
На производстве же Ларионов понял, что эффективность растет при формировании более малых бригад до двенадцати человек на делянке. Средняя бригада на делянках, подотчетных Ларионову, вырабатывала «на бумаге» по двести пятьдесят кубометров леса в месяц. Это почти в два раза стало превышать нормы, выполняемые прежде, в целом по лагпункту. Одной из причин роста производительности помимо состава бригад была система нарядов. Ларионов заметил, что при незначительной ротации бригада лучше срабатывалась и была эффективнее. В бригаде более тяжелой работой занимались мужчины (часто уголовники). Тяжелая работа состояла прежде всего в валке леса, чокеровке[16] и трелевке[17].
16
Ручная прицепка деревьев, хлыстов или сортиментов к грузовому канату трелевочного транспорта (трактора, лошади) или канатной трелевочной установки.