Ирина не выдержала и рухнула на свою вагонку, чтобы не наговорить Варваре грубостей. Что знала Варвара о ней и Ларионове? Как могла говорить она все эти глупости и пошлости об отношениях двух людей? Разве понимала она ее мучения от этой связи, возникшей между ней и Ларионовым? И что могла знать Варвара о том, как она винила себя за то, что из-за ее гордости теперь пострадает общее дело?
– Прекратите, – спокойно сказала Инесса Павловна, – Ирина ни в чем не виновата. Вы совершенно не знаете, зачем нас зовут.
Федосья переминалась с ноги на ногу, как старый усталый слон, не зная, что и говорить.
– А почему? – вдруг громко сказала Анисья. – Пусть все знают, что происходит!
Она слезла с вагонки и медленно прошла в начало барака, где все собрались.
– О чем ты поешь? – крикнула ей сверху недовольно Клавка.
– Девочки, – прошептала Лариса Ломакина. – Это дурно закончится. Лучше прекратить…
– А ты у нее спроси сама, – надменно ответила Анисья, облокотившись о вагонку. – Что вчера было.
– Вы ничего не понимаете, – строго ответила Ирина. – Это не ваше дело.
– А чье это дело, когда к моему мужику в постель лезут?! – выкрикнула Анисья, и лицо ее стало страшным: красоты не осталось, а виден был теперь только звериный оскал.
– Вы глупы, – спокойно сказала Ирина, распрямив плечи. – Он мне не нужен, и никогда не будет нужен.
Ирина поднялась и отвернулась от Анисьи, готовая уже идти за Федосьей, как Анисья одернула ее за плечо.
– Врешь! Все знают, что ты была с ним вчера! – закричала она.
Ирина резко откинула ее руку, но Анисья уже схватила Ирину за телогрейку и повалила на пол. Женщины закричали – кто-то пытался их разнять, кто-то с удовольствием наблюдал за схваткой, радостные, что их скуку развлекали, а кто-то кричал:
– Начальство зови! Тетя Аня, сюда!
Балаян-Загурская пыталась ухватить за шиворот Анисью, чтобы оттащить от Ирины, но Анисья и Ирина оказались достаточно сильными и так крепко сцепились, что даже Балаян-Загурская отпрянула и звала вохру.
Федосья бросилась за Ларионовым, и уже через несколько минут они с Касымовым влетели в барак. Касымов оттащил Анисью, а Ларионов поднял с пола Ирину – обе были растрепанные. На щеке Ирины виднелась ссадина, и Ларионов чуть было не дотронулся до ее лица в порыве. Анисья визжала какое-то время, вырываясь, но потом стихла и тяжело дышала и рыдала. Женщины ждали, что сделает Ларионов.
Ларионов – бледный и суровый – смотрел на Ирину, а она не могла поднять на него глаза.
– Цела? – спросил он тихо.
Она не сразу поняла, что он обращался к ней, и молчала.
– Да что же это такое, Гришенька?! – запричитала Анисья.
– Уймись, – резко бросил он, побагровев от того, как она назвала его при всех. – Касымов, Фролову в изолятор на трое суток. Александрова, Сердючка, Биссер и Ломакина – ко мне.
– Гриша! – закричала Анисья, срывая голос. – Да как же это?!
Касымов уже волок Анисью из барака в ШИЗО, а женщины испуганно расступались, перешептываясь. Ирина почувствовала вдруг жалость к Анисье. Анисья любила Ларионова, и Ирина не могла поверить, что он мог так жестоко обойтись с женщиной, с которой делил постель, в сущности, из-за нее – из-за своей глупой мужской прихоти получить любой ценой новую игрушку.
Ирина сторонилась Анисьи последнее время и даже избегала самих мыслей о ней. Она была честна с Анисьей, но внимание майора становились столь заметными всем на зоне, что было невозможно убеждать каждого в отсутствии между ней и Ларионовым связи. И самое неприятное для Ирины было в абсурдности положения: физической связи не было, но появилась связь незримая. И Ирина страшилась признаться себе в том, что связь эта была, увы, обоюдная.
Ларионов развернулся и пошел к выходу, не обращая внимания на причитания Анисьи. Ирина, оттолкнув Федосью, ринулась за ним и вцепилась в рукав его гимнастерки, не в силах видеть, как на ее глазах Касымов волок Анисью по снегу, а та все вырывалась и звала Ларионова.
– Вы даже не разобрались и бросили ее в ШИЗО! – не выдержала она. – Анисья не сделала ничего ужасного!
Ларионов резко остановился и окинул Ирину суровым взглядом.
– Я жду вас у себя через минуту, или все сядете в ШИЗО с этой истеричкой, – сказал он сухо и ушел в свою избу.
– Ладно, – пробурчала Федосья, выбежавшая следом за ними. – Собирайтесь и – к начальству. Вот беда…
Шли они, ожидая теперь уже не только отказа в проведении праздника, но и наказания для всех. С момента прибытия их в лагерь это был второй самый неприятный для них день. Ирина теперь знала только одно, что она должна взять всю вину на себя. Не разозли она Ларионова своим упрямством и оскорблениями, ничего этого бы не было. Она чувствовала еще и стыд за то, что все в бараке думали теперь, что он заменил ею Анисью. Как теперь она будет смотреть ему в глаза, когда все знали о том, что он предложил ей стать его любовницей? А Сердючка? Она так хотела петь на празднике, стремилась быть красивой и нужной для всех, а теперь все было перечеркнуто этой пошлой склокой.