На строительстве актового зала была обнаружена пара заключенных, целовавшихся в уединении, словно они прятались в тенистых аллеях парка, а не среди балок на зоне в лютый мороз; оживилась торговля между бараками; все чаще Охра наблюдала «почтальонов», снующих из одного барака в другой с малявами[25]. Постепенно настроение женщин первого барака стало улучшаться. Все были очень рады, что у них было общее и важное занятие, которое давало им надежду на сохранение рассудка, силы воли и духа на зоне и отвлекало их от гнетущего быта.
Впервые за два месяца сразу трое новеньких получили письма. Губина, отвечавшая за проверку писем, зашла в воскресный день в барак, где хозяйничали и штопались женщины, выкроив время на собственные дела, и стала вызывать одну за другой для выдачи писем. Политзаключенные имели право на переписку раз в квартал, и все очень ждали весточек.
Когда вдруг послышалось имя Инессы Биссер, Инесса Павловна сначала этого не осознала и продолжала штопать кофточку, глядя поверх очков на Губину. Губина рявкнула еще раз, и та поняла, что получила письмо. Инесса Павловна, сначала с радостью и надеждой, а потом со страхом, извлекала письмо из конверта. А потом, узнав почерк Левы, что свидетельствовало о том, что он был жив, затряслась от рыданий, быстро пробегая глазами по письму, словно желая удостовериться сначала, что в нем не было ничего страшного. Потом еще много раз она перечитывала письмо и думала о чем-то, устремив взгляд сквозь стены барака.
Следом за Инессой Биссер письмо получила Ирина. Письмо и посылка пришли с адреса Ясю́нинской, актрисы театра им. Вахтангова. В конверте, вскрытом Губиной, было письмо от матери Ирины и от самой Ясюнинской, а в посылке были небольшие гостинцы. Ирина несколько раз перечитывала письма, потом почему-то бросила их в буржуйку и плакала, глядя на то, как они быстро сгорели. Инесса Павловна удивилась тому, что Ирина сожгла письма, но та не хотела говорить об этом и только еще горше плакала при каждом вопросе Инессы Павловны.
Потом пришла очередь Ларисы Ломакиной. Она открыла письмо со свойственной ей сдержанностью, читала спокойно, а потом лишилась чувств. Женщины, приводили ее в себя, и спрашивали, в чем было дело. А Варвара-бригадирша бесцеремонно прочла содержимое письма. Оказалось, что мужа Ларисы Ломакиной, осужденного за шпионаж в научно-исследовательском институте, месяц назад расстреляли в Бутове. Ларису уложили на вагонку и отпаивали. Несколько дней Лариса была очень молчалива, а потом ей стало хуже. Ее тошнило, и она была направлена к Сашке. Женщины видели через щели в стенах барака, как Сашка промчалась через двор к Ларионову и с ужасом ждали вестей о смерти Ларисы.
Сашка вбежала к Ларионову, когда тот разбирался с Клавкой, Главбухом Фимкой и Файгельманом относительно строительства.
– А сможешь сделать, чтобы на печь хватило? – спросил Ларионов.
– Все будет четко, как в аптеке, – уверял его Фимка.
– Григорий Александрович, я на минуту, – запыхавшись, протараторила Сашка. – Только наедине.
Ларионов попросил всех удалиться и пригласил Сашку.
– Ну что у тебя? – спросил он.
– Тут вот какое дело, – начала быстро Сашка, сверкая своими заячьими зубами, – Ломакина поступила с жалобами на тошноту и потерю сознания. А она ведь беременна!
Ларионов выдохнул с грустью.
– Не думал, что Ломакина тоже тут себе ухажера нашла, – сказал он устало.
– Да нет же! – воскликнула Сашка. – Она уже месяце на четвертом-пятом, а животик малюсенький такой.
– Черт знает что! – процедил Ларионов. – И все это время она молчала и работала на лесоповале?
– Да, – радостно ответила Сашка, улыбаясь заячьими зубами.
– Позови Ларису ко мне и пока ничего никому не говори, – приказал он.
Сашка привела Ларису, бледную и измученную. Ларионов усадил ее на диван и протянул ей горячего чаю с сахаром. Ларисе показалось, что он был особенно учтив с ней, хоть и не подавал виду.
– Как же так получилось, Лариса? – спросил он с лаской и укором в голосе.
– Вы о беременности? – спокойно спросила она со слабой улыбкой.
– Нет, – смутился Ларионов, – о том, что ты ее скрывала так долго.
– Мы только поженились, когда мужа забрали, а потом и меня, – ровно говорила Лариса. – Я и не знала, пока на этапе не поняла, что уже в положении. Я словно не хотела себе признаваться в том, что жду ребенка.