Он молчал и наблюдал за ней. Ирина невольно задергала его за рукав шинели, а потом осеклась.
– Это тайная тропа, – проговорила она тихо. – Но куда она выходит?
– Ты задаешь много вопросов, – усмехнулся Ларионов. – Просто тебе надо знать о ней и молчать. Ясно?
– Ясно, – серьезно закивала Ирина. – А кто еще знает о ней?
– Только я, ты и Кузьмич. – Ларионов неожиданно взял ее за руку, и они повернули в сторону лагпункта. – Давай выбираться отсюда.
– А ваша… ваши приближенные тоже не знают? – осмелилась спросить она.
– У меня нет приближенных. – Ларионов смерил ее взглядом. – Если ты говорила о Фроловой, то она не в курсе.
Ирина покраснела до ушей, освободила свою руку, о которой на мгновение забыла, из его и смотрела под ноги. Ирина знала, что Анисья больше не бывала в его доме с той ночи, когда он открыто предложил ей, Ирине, сожительство. Но Ирине было стыдно даже от мыслей об Анисье и всей этой странной ситуации. Ведь Ларионов вел одинокую жизнь. И хоть времени прошло еще немного и он мог вернуть Анисью в любую минуту, он словно перестал замечать прежнюю любовницу и казался поглощенным делами зоны и строительством и даже, видимо, не испытывал от этого одиночества сожалений, свидетельством чего было его приподнятое настроение.
Ирина стремительно открывала в Ларионове новые грани. Восстановление клуба словно окрыляло его, и он все чаще улыбался и много времени проводил среди людей. «Как удивительно, – думала Ирина. – Поставив ограничение на что-то одно, человек может обрести больше свободы в чем-то другом, более важном для его счастья…»
– Хочешь поехать со мной завтра в Сухой овраг? – вдруг спросил он после некоторого молчания.
Ирина вздрогнула. Он снова пытался сбить ее с толку. Зачем ему все это было надо? Ирина считала, что поскольку Ларионов был по натуре азартен, он не мог смириться с ее отказом и хотел, чтобы она все-таки упала в его объятия, как все его женщины – сами и без его понуждения. Он был коварен и опытен, разумела Ирина. И именно это создавало в Ирине непрерывное сопротивление. Она не хотела даже на мгновение представить себя одной из этих многочисленных поклонниц его харизмы, которых он использовал из сиюминутной блажи. Были и другие причины, которые не позволяли ей приближаться к нему и позволять приближаться ему. Но о них она старалась даже не думать, настолько они были болезненны.
– Я не могу, – ответила она.
– Не можешь или не хочешь? – неуверенно спросил он.
Ирина вспыхнула от своей неосмотрительности.
– И то и другое, – сказала она с нарочитой грубостью.
Она заметила, что Ларионова это задело, но он сохранял спокойствие.
– Отчего же? Клава отлично управляется с этими двумя занудами – ей и полк был бы по плечу. Мне необходимо увидеться с Прустом, а ты посмотрела бы Сухой овраг и вернулась в лагерь с Кузьмичом. Я уезжаю на пару дней в Новосибирск…
– Вот как? – вырвалось у нее. Она замешкалась, а потом с подчеркнутым упреком добавила: – Так значит, мы окажемся отданы на откуп Минотавру в погонах?
Ларионов не скрывал удовольствия от доз яда, которыми Ирина его периодически потчевала.
– Да, моя прелесть, – сказал он, зная, что это вызовет в ней еще большее негодование. – Уверен, ты справишься.
Она одарила его гримасой.
– Я думала, вы предпочитаете другую компанию для развлечений, – ответила она ему в тон.
– Если бы я не знал обратное, то подумал бы, что ты способна на ревность… – ответил тихо Ларионов.
Ирина чуть не взорвалась, но заметила его благодушную усмешку и отвернулась, в глубине души надеясь, что они дойдут до ворот лагеря прежде, чем она задохнется от негодования на его самонадеянность и собственного смущения.
– Я должен показать тебе Сухой овраг, – сказал Ларионов серьезно.
– Зачем же?
– Возможно, тебе придется однажды побывать там одной, и я хотел бы познакомить тебя с этим местечком.
– Вы порой удивляете меня, – сказала она немного игриво.
Ларионов смотрел на нее с нежностью, стараясь придать своему взгляду непринужденность.
– А ты меня удивляешь всегда, и никогда не перестанешь удивлять, – ответил он просто.
– Если вам это действительно надо для дела, то я поеду, – все-таки скомканно вымолвила она, не в силах отказаться от возможности снова вырваться с зоны на волю хоть с ним, хоть с чертом лысым.
– Я рад этому и благодарен. – Ларионов пожал ей руку.
Ворота перед ними открылись, и они вошли на зону – оба с ощущением непосильного груза, который снова ложился на их плечи. Ларионов усмехнулся.
– А знаешь, Ирина, – сказал он ей доверительным тоном, который все чаще у него возникал при общении с ней с момента появления в их жизни Комитета. – Единственное, что нас отличает сейчас, это то, что я ношу форму, а ты – ватник.