Прежде чем войти, Никки повернулась к старухе:
– Сестра Лидмила, ты как-то сказала мне, что я лучше всех подхожу для того, чтобы перенять у тебя кое-какие знания.
Лицо сестры Лидмилы озарилось лукавой улыбкой.
– А! Наконец-то тебя заинтересовала более сложная магия, сестра Никки?
Никки еще никогда не проявляла интереса к тому, чему так хотела научить ее сестра Лидмила. Магия – эгоистичный дар. Никки выучила то, что было необходимо, но никогда не пыталась идти дальше.
– Да, честно говоря, мне думается, я наконец созрела.
– Я всегда твердила аббатисе, что ты единственная, кто обладает достаточной силой, чтобы овладеть теми же заклинаниями, что и я. – Старушка наклонилась поближе. – Опасными заклинаниями, смею заметить.
– Их следует передать, пока ты еще в состоянии это сделать.
Сестра Лидмила удовлетворенно кивнула.
– Полагаю, ты уже достаточно взрослая. Я могла бы тебе показать. Когда?
– Я приду к тебе… завтра. – Никки покосилась на дверь. – Сомневаюсь, что сегодня смогу прийти на урок.
– Значит, завтра.
– Если я… приду к тебе завтра, то очень захочу научиться. В особенности мне хотелось бы научиться творить материнское заклятие.
Судя по тому, что знала Никки, заклятие под странным названием «материнское» было именно тем, что ей нужно. У него было еще одно преимущество: однажды наложенное, снятию оно не подлежало.
Сестра Лидмила приосанилась и снова коснулась пальцем нижней губы. На лице появилось озабоченное выражение.
– Так-так. Это, значит? Ну что ж, да, я могу тебя ему обучить. У тебя есть способности. Мало у кого они есть. Я не доверила бы подобное заклятие никому, кроме тебя. Оно требует колоссальной волшебной силы. У тебя сила есть. Если ты понимаешь, на что идешь, и готова добровольно заплатить цену заклятия, я тебя научу.
Никки кивнула.
– Значит, как только смогу, я приду.
Старушка зашаркала по коридору в глубокой задумчивости, уже размышляя о предстоящем уроке. Никки не знала, доживет ли она до этого урока.
Проследив, как старая сестра исчезает за углом, Никки вступила в тихую комнату, освещенную мириадами свечей и ламп. Высокие потолки были расписаны узорами в форме листьев и колосков. На полумягкие ковры, желтые, оранжевые и красные, словно осенний лес; кушетки и кресла обиты коричневым плюшем. Высокие окна плотно завешаны тяжелыми драпировками.
Две сидевшие на кушетке сестры мгновенно вскочили.
– Сестра Никки! – буквально завопила одна.
Другая помчалась к двойным дверям в противоположном конце комнаты и без стука приоткрыла одну, явно выполняя указания. Просунув голову внутрь, она что-то тихо проговорила.
Сестра отскочила, когда из комнаты донесся рев Джеганя:
– Вон! Все вон! Чтоб духу не было!
Две сестры помоложе, личные помощницы императора, пулей вылетели из помещения. Никки пришлось отойти в сторонку, чтобы колдуньи не сбили ее с ног. Не замеченный Никки юноша бросился за ними. Никто даже не глянул на нее. Первый урок, который усваивали рабы Джеганя: если император приказывает что-то сделать, делать это нужно немедленно. Ничто так не выводило его из себя, как медлительность.
Из дверей во внутренние покои вылетела не знакомая Никки женщина – молодая, красивая, темноволосая, темноглазая. Наверняка пленница, захваченная по дороге, очередная игрушка Джеганя. Глаза женщины говорили о том, что ее мир рухнул.
Такова неизбежная цена установления в мире нового порядка. В характере великих вождей всегда есть недостатки, которые сами они, впрочем, считают лишь пустяками. Огромное благо, которое Джегань несет страдающим человеческим массам, намного перевешивает его мелкие пороки, например любовь к наслаждениям и разрушениям. Никки частенько была объектом его пороков, но это цена, которую приходится платить за грядущую помощь угнетенным и обездоленным.
Наружная дверь захлопнулась, покои опустели. Остались лишь Никки и император. Никки стояла, высоко подняв голову и свободно опустив руки, наслаждаясь тишиной. Великолепие мало что для нее значило, но тишина и спокойствие были роскошью, которую она научилась ценить, пусть даже это и эгоистично. В палатках вечно стоял шум от толпившихся вокруг войск. Здесь же царила тишина. Она оглядела большую, изящно обставленную переднюю, размышляя, не приобрел ли Джегань вкус к такого рода местам. А может, ему тоже хотелось тишины?
Она повернулась к внутренним покоям. Император сидел там, внутри, поджидая ее. Мускулистая масса кипящего гнева, переходящего в ярость.
Никки направилась прямо к нему.
– Вы хотели меня видеть, ваше превосходительство?