Мазурку, очень любимую и веселую, вел сын княгини. Для нее придумали много неожиданностей и забав, которые развлекали не только танцующих, но и многочисленных наблюдателей. В одной из дверей зала стоял генерал Беклешов, глубоко погруженный в наблюдение танца. Но если бы кто-нибудь проследил направление его взгляда, то убедился, что он следит только за одной парой, вызывавшей у него живейший интерес. Он не расслышал, как рядом с ним знакомый голос сказал:
— Смотрите-ка, Иван Павлович разыскал новую красавицу, которая поглотила все его внимание.
И только повернув голову, Беклешов увидел графа Островского, стоявшего рядом.
— Извините, Николай Михайлович, что я вас не сразу заметил. Но я был занят в высшей степени интересным наблюдением!
— Так, так. И на что указывают эти наблюдения, позвольте спросить?
— Они весьма касаются как меня, так и вас. Оставайтесь стоять на своем месте, чтобы ваша фигура не была заметна. Если вы нагнетесь, то увидите в углу зала парочку, усердно занятую разговором. Это вас заинтересует.
— Вы вызываете у меня любопытство, Иван Павлович, — и граф, наклонившись, посмотрел в указанном ему направлении.
То, что увидел граф Островский, настолько привлекло его внимание, что он надолго оставался в согнутом положении.
— Ваш сын и Вера Петровна, кажется, стали хорошими друзьями, хотя она в этом разговоре ведет себя несколько пассивно, — заметил граф, распрямившись. — Полагаете, Иван Павлович, что мы близки к исполнению нашего желания?
— Насколько мне известно конфиденциально, вопрос будет решаться этой ночью. Утром я надеюсь сообщить вам благоприятное известие.
— В самом деле? А я уж чуть не перестал надеяться, — радостно ответил Островский. — Вы, Беклешов, — волшебник. Для вас, кажется, нет ничего невозможного. Впрочем, этому результату мы оба можем порадоваться, и вы, может быть, еще больше, чем я, так как вы обретаете молодую прелестную невестку и мою вечную благодарность.
К концу этого разговора Борис и Вера прошли мимо них, и, возможно, они слышали, как Борис сказал своей партнерше:
— Своим «да» вы делаете меня счастливейшим человеком под солнцем. Я буду всегда любить вас и поклоняться вам!
Итак, кажется, Борис своим упорством добился цели. В головокружении танца Вера отдала свою свободу, и этот шаг решил ее судьбу. Но что стоила эта свобода, когда избранник ее сердца был для нее навсегда потерян? Жизнь представлялась ей безнадежной. Годилось любое средство, чтобы заглушить ее боль, чтобы положить конец нынешнему существованию. И разве Борис не годился для этого не хуже, чем любой другой?
Между тем сразу исчезло волшебство бала. Она протрезвела… Душным, тяжким казался ей воздух, которым она дышала… У нее появилось ощущение огромной, выпавшей на ее долю несправедливости… Но жребий брошен. Пути назад она не видела и не хотела видеть. Она пришла на праздник свободной, чтобы вернуться домой плененной. Таков был неумолимый жребий судьбы.
С этого момента время на балу тянулось угнетающе медленно. Свет и шум стали невыносимы, и она едва дождалась минуты избавления. Наконец, вернулись домой. Вера проводила мать, к ее большому удивлению, в спальню.
— Мама, — сказала она без предисловий и с ледяным спокойствием, — на балу я обручилась с Борисом Ивановичем.
— Ты обручилась, мое дитя? — спросила мать после долгой паузы, потеряв от удивления дар речи. — Почему так быстро, так неожиданно?
— С Владимиром все покончено. — Это были всегда одни и те же слова, которые она повторяла. Она слегка вздрогнула, и это выдало ее возбуждение. — И тогда я себе сказала: «Ты возьмешь первого лучшего, который тебя захочет…» Борис Иванович сегодня был этим первым лучшим… и я сказала «да». Ты ведь против него не возражаешь?
— Конечно, нет. Он Мне даже очень приятен. Но эта торопливость…
— Никакой торопливости, мама. Я лишь сделала то, что решила. Только не думала, что так быстро представится возможность. Сейчас я себя связала и, по меньшей мере, не нарушу своего обещания.
Она остановилась. Потом сказала после короткой паузы:
— Сейчас поздно. Если ты не возражаешь, я пойду спать. Я смертельно устала. Завтра в час Борис придет просить твоего и папиного благословения.
Она обняла мать и, не сказав больше ни слова, ушла.
У нее хватило энергии и решительности держаться прямо. Но сейчас энергия иссякла. С трудом дотащилась она до своей комнаты. Там силы оставили ее, она упала в кресло. И снова губы ее прошептали:
— О, если бы я сейчас умерла… Все бы тогда миновало.
И снова тяжелое сомнение поднялось в ней: «Неужели это правда, что он меня больше не любит?… Не поспешила ли я, как сказала мама?… А если он все же любит меня?»
Мучительные мысли шли по кругу, выхода из него она не видела. В отчаянии она упала на колени и долго и страстно молила Бога, чтобы дал ей силы примириться со своей судьбой.
Глава шестнадцатая
На следующее утро Мария Дмитриевна с огромным нетерпением ожидала назначенного прихода Бориса Ивановича. Ее муж также хотел быть при этом, чтобы своим присутствием придать сватовству праздничный характер.
Ровно в час во двор въехала коляска. Но вместо ожидавшегося Бориса прибыл генерал Беклешов, за которым слуга следовал чуть ли не до самой гостиной.
— Вы очень удивлены, — начал он, обращаясь к супругам Громовым, — видеть меня вместо моего сына. Он рассказал мне сразу после бала о неслыханном счастье, выпавшем на его долю: о согласии вашей дочери Веры Петровны на его сватовство. Но его самое искреннее желание предстать перед вами не может быть исполнено. Как отец я считал необходимым из уважения к вам самому сосватать своего сына. От имени моего сына я прошу вас, прекрасных родителей очаровательной дочери, дать благословение на этот брак. Я сам от всей души даю согласие и с огромной радостью надеюсь, что вы благословите этот брак и соединение навеки двух любящих сердец.
Эту складную речь произнес он тихим торжественным голосом, в любезной форме и с неизменным ироническим выражением лица. Себе самому он хотел казаться могучим Сатиром, когда говорил о счастье двух любящих сердец. Ему было хорошо известно, какая цель достигалась при этом.
— Ваши слова, Иван Павлович, очень радуют нас, — отвечала явно тронутая госпожа Громова, — так как они говорят о том, что Борис Иванович находится со своим отцом в том же добром согласии, что и Вера со своими родителями. Пусть на этом будет основано земное счастье влюбленных, которым мы даем наше благословение.
Петр Модестович поспешил выразить свое согласие с этим мнением жены, расчувствовался и украдкой прослезился. После нескольких общих фраз, подходящих к случаю, Беклешов завершил свой визит словами:
— Если позволите, мой сын в качестве официального жениха приедет сегодня между семью и восемью вечера.
— Скажите ему, Иван Павлович, что лучше в шесть, чтобы пообедать с нами, — отвечала госпожа Громова. — Мы все горим от нетерпения обнять его.
— Это, конечно, и его желание, Мария Дмитриевна, но долг службы не позволяет, и раньше прибыть к вам он не сможет.
— Но пусть приходит не позже, — крикнул вдогонку Петр Модестович.
Об этом неожиданном приходе старого Беклешова юные дамы не знали. Уставшие после бала Ольга и Любочка допоздна отдыхали. Вера, напротив, была к часу уже одета, ожидая предстоящего прихода Бориса. Послеполуденные часы просидела она у камина. Не в состоянии себя ничем занять, она рассеянно смотрела на огонь. Слишком много боли досталось в последнее время молодой душе. Чувства ее притупились, и все стало безразлично. Она примирилась со своей неизбежной участью.