С большим напряжением выслушала Любочка этот рассказ. Слишком глубоко и мучительно любила она Бориса, чтобы совсем не поверить ему. Сейчас она уже не была так уверена в его вине.
— Итак, через несколько дней решится твоя судьба? — колеблясь, спросила Любочка. — И это не был заранее известный тебе план? Можешь поклясться, что ты говоришь правду?
— Клянусь тебе нашей любовью, всем, что мне свято и дорого, моим счастьем, что говорю чистую правду! — патетически воскликнул Борис.
— Не верить тебе сейчас, значит, допустить возможность клятвопреступления, а это ужасно, — и чувство облегчения коснулось ее угнетенного сердца. — Но почему ты не сопротивлялся отцу?
— Я пытался, но он был неумолим, — и Борис тихо добавил: — Я более чем в его власти. На днях я проиграл в клубе невероятную сумму. Если я не уплачу до конца недели, то я потерян, обесчещен, и мне остается только пустить себе пулю в лоб. И мой отец — единственный, кто меня может спасти!
— Нет, ты не умрешь, мой дорогой. Я была неправа, когда обвиняла тебя, я сейчас это вижу. Слава Богу… Прости меня… но я так несчастна! Что нам делать? Без тебя я не хочу и не могу жить.
Борис выиграл битву, Любочка снова была в его власти.
— Мое положение много хуже твоего, мое дитя, — сказал он с наигранной печалью в голосе, — так как я осужден на вечный союз без любви с Верой Петровной. И все это, — сказал он, будто про себя, — на всю жизнь.
Оба замолчали. Чуткое ухо Бориса улавливало Лю-бочкино короткое, тяжелое дыхание.
— И ты перестанешь любить меня, Борис? — спросила Любочка, в отчаянии заглянув ему в глаза.
— Никогда! Эта жертва выше моих сил, и никто не вправе этого от меня требовать, даже мой отец!
Словно солнечный луч упал на Любочкино лицо. Она охотно бы обняла любимого, если бы не святость места, где они находились.
Но это была мимолетная радость, и вскоре ее лицо омрачилось.
— Что нам теперь делать? — едва прошептали ее губы.
— Встретить неизбежное с терпением и выдержкой, — ответил Борис серьезно и со значением. — Мы скроем от мира нашу любовь, как драгоценное сокровище, как талисман нашего счастья. Это наша святыня, в которую не проникнет посторонний взгляд и которая придаст нам силы вынести наш ужасный жребий.
— Но будем ли мы видеться и смогу ли я говорить, как безгранично тебя я люблю? Я хочу от тебя слышать, что и ты меня любишь, как раньше. Иначе я жить не смогу.
При этих словах в глазах Любочки вспыхнул огонь, и Борис подумал, что при ее решительном характере она способна на крайнее.
— Конечно, мы будем видеться, — успокоил ее Борис. — И будем говорить о любви друг к другу. К сожалению, это единственное оставшееся нам утешение.
Казалось, он погрузился в тяжелое раздумье.
— Впрочем, нам не трудно так часто видеться, как мы хотим, так как Вера считает себя твоей подругой и доверяет тебе.
— Не говори мне о Вериной дружбе, Борис. Одна мысль о ней приводит меня в бешенство. Я никогда ее не любила. А сейчас я ее страшно ненавижу, так как она похитила моего любимого и обрекла меня на несчастье.
— Не надо слишком предаваться ненависти. Тебе нужно все твое самообладание. Я знаю, Любочка, что ты умная девушка с сильным характером. И ты понимаешь, что если Вера узнает о нашей любви, то наша разлука неминуема.
— Ты прав, Борис. Я буду осторожна, и ни одна живая душа не узнает, что происходит во мне.
— Вот это ты правильно сказала. Поддерживай в себе это настроение, и, возможно, когда-нибудь нам будет намного лучше, чем мы сейчас предполагаем. Жизнь преподносит удивительные сюрпризы. Но уже поздно, пора прощаться, — сказал Борис, оглядевшись. — Церковь опустела, на нас могут обратить внимание.
Любочка испуганно огляделась. Служба тем временем незаметно окончилась… Она примирилась с возлюбленным, чего ей, несмотря ни на что, так хотелось. Она молча попрощалась с Борисом, закуталась в пальто и поспешила домой, чтобы незаметно пробраться в свою комнату до того, как все встанут.
Оставшись один, Борис глубоко вздохнул и удовлетворенно посмотрел вслед удалявшейся Любочке. «На такую победу я и надеяться не мог, — подумал он. — Что делает любовь! Бедная девушка! Ты заслуживаешь лучшего. И зачем ты только связалась со мной?… Но я должен любой ценой, чего бы это ни стоило, достичь моей цели!.. Но кто знает…»
Он оборвал себя. Приятные мысли о будущем подняли его настроение. Бодрый, он зашагал по дороге к дому.
Глава восемнадцатая
Ярославль — столица одноименной губернии, резиденция губернатора и властей. В описываемое время там в составе гарнизона стоял кавалерийский полк.
Построенный на правом берегу Волги возле впадающей в нее речки Которосль, город находится в глубокой низине болотистой местности. В нескольких верстах от города высится цепь холмов, придающих окрестностям приятное разнообразие. Земля здесь плодородна и, благодаря обилию влаги, приносит прекрасные, богатые урожаи.
Напротив Ярославля — холмы, подступающие к самой реке и заслоняющие даль. За холмами расстилается равнина: пашни, пересекаемые широкими полосами леса. Волга в этих местах очень широка. Маленькие островки, поросшие лесом, разбросаны по реке выше и ниже города.
Так как в те времена железной дороги в губернии еще не было, то немногие проселочные дороги были единственным средством коммуникации, обеспечивающим вывоз из губернии богатого урожая и продуктов.
Город ничем не выделялся среди других губернских городов, если бы не обсаженная деревьями набережная вдоль реки, гордость горожан и место их прогулки.
Дома, почти все одноэтажные, были деревянными, как и большая часть из сорока четырех церквей города. Исключение составляли только каменные больницы, на строительство которых не скупились. Для 24000 жителей города улицы, большей частью прямые, были слишком широки, и это придавало городу необжитой вид. Но в России пространства хватает и его не экономят.
Несоразмерно большой была и главная площадь Ярославля, которую здесь называли «большой площадью». Одну ее сторону занимал дворец губернатора, огромное казарменного вида и выкрашенное в белый цвет здание с зелеными ставнями, не отвечавшее ни одному архитектурному стилю. Два флигеля, выходившие на площадь, центральное здание и двор были окружены металлической решеткой. За дворцом — большой сад, простиравшийся до набережной Волги. Напротив губернаторского дома, по другую сторону площади, — кафедральный собор и дом архиепископа.
На площади располагалась и гимназия Демидова. В начале и в конце занятий толпы учеников, входивших и выходивших из гимназии, несколько оживляли эту мертвую площадь.
Пять часов вечера.
Из серых свинцовых облаков сыпется на землю мелкий упорный дождь. Под дождем и сильным южным ветром быстро тает снег. Бугорки снега среди талой грязной воды, как острова в океане, покрывают всю площадь. К счастью для пешеходов, площадь вымощена камнем. Отдельные большие камни выступают из моря грязи, и способный эквилибрист прыгает по ним, чтобы не обмочить колени в снежной жиже.
Одинокий извозчик стоит у дверей губернаторского дома в ожидании случайного пассажира и в надежде заработать несколько копеек. Кучер, выпив водки, дремлет во хмелю на козлах, и лошадь такая тощая, что на ее выпирающих костях можно развесить белье, печально свесив голову, размышляет о своей тяжкой доле. Вокруг — ни живой души.