Но если народ Израиля — инструмент для реализации поступка, то необходима почва, где можно его осуществить. Должно быть место на земле, где избранный народ будет распоряжаться своей судьбой. Индивидуумы могут жить в двух культурах одновременно, но там, где царит одна культура, не может расцвести другая, оставшись при этом аутентичной. Еврей вполне может найти себе место в любом демократическом обществе, но иудаизм останется в изгнании везде, кроме земли Израиля. Вне Эрец-Исраэль иудаизм не может реализоваться полностью. В диаспоре коренные культуры контролируют все сферы жизни, для еврейского поступка там не хватает "сырого материала" В других странах иудаизм в какой-то степени остается книжной наукой, ибо многие важнейшие заповеди нельзя реально исполнять. Вследствие этого еврейские ценности вырождаются и становятся только благими устремлениями, лишенными живого смысла.
В Торе записано, что Моше не дано было права войти в страну обетованную. Услышав Божий приговор, он просил: "Дай мне перейти [Иордан] и увидеть эту прекрасную землю…"[6] Почему Моше так важно было вступить на землю Израиля, спрашивает мидраш. Он хотел исполнить ее заповеди, которые Бог заповедал исполнять только в Эрец-Исраэль. Этот комментарий объясняет теологическое значение земли Израиля. Мудрецы не могли предположить, что любовь Моше к Израилю носила светский характер, была следствием националистических стремлений. Эрец-Исраэль — единственное место наиболее полной реализации Божьего закона.
Таким образом, вне Святой земли Тора как бы не полна. Это ведет к постоянной неудовлетворенности духа в диаспоре. Книжная наука, которую нельзя применить к живым, порой противоречивым проблемам, увядает. Иудаизм теряет гибкость, обрекается на застой. Те евреи, которые пытаются отделить иудаизм от Сиона, Тору от земли Израиля, по сути отказываются и от Эрец-Исраэль и от Торы. Невозможность полностью реализовать заповеди иудаизма порождает духовную трагедию. Евреи сжились с этой трагедией, но такую жизнь нельзя считать нормальной. Отрыв Торы от почвы Эрец-Исраэль выхолащивает самую суть иудаизма, низводит его до уровня прочих религий. От него остаются только молитвы и обряды. Конечно, заповеди общегуманного характера можно исполнять и в диаспоре, но уникальное значение иудаизма, вершащего историю, в галуте теряется. То, что было частью общественного сознания, требовало общественного поступка, стало в изгнании личным кредо, индивидуальным стилем поведения. Произошла не реформация классического наследия, а его деградация. То, что по сути своей было религиозной цивилизацией, превратилось в утешительные молитвы в часы тяжких испытаний. То, что исконно было образом жизни, вытекающим из задачи построения в этом мире царства Божия, стало средством успокоения индивидуума, причем все менее и менее успешным по мере упадка религиозного чувства.
Помимо прочего, попытка оторвать Тору от Эрец-Исраэль приводит к катастрофической переоценке всей еврейской истории. На протяжении веков евреи жили и умирали, глубоко убежденные в том, что будущие поколения увидят возрожденный Сион. Они терпели муки, зная, что день окончательного расчета еще не настал. В нашу эпоху миллионы евреев шли в газовые камеры, находя единственную поддержку в вере в приход Машиаха. В сущности, еврейское мессианство никогда не было ни политическим, ни националистическим. Это — проявление самой сути иудаизма: вера в неизбежное торжество Божьего замысла, по которому Израиль вернется на Святую землю для полной реализации заповедей. Иудаизм всегда бестрепетно провозглашал вероятность изгнания и неизбежность возвращения домой. Быть евреем означало принимать первое и ожидать второго. Тогда еврейская история приобретала смысл как часть космической драмы избавления. Даже ужасные муки Израиля не пропадали даром — они предвещали приход Машиаха. Это и понятно: только мессианское избавление может оправдать страшные страдания народа. Так проверяется подлинность избавителя: если он спасает только свое поколение и попытается списать трагедию двух тысячелетий изгнания как неприятный эпизод истории, Израиль будет знать, что он — очередной самозванец. Евреи признают только такое спасение, которое избавит всю еврейскую историю от проклятия бессмысленных страданий. Евреи, которые считают, что возвращение в Сион и Иерусалим не является жизненно важным для иудаизма, разрывают цепь еврейской истории. Они отказываются от еврейского мессианства и принижают таким образом страшную драму избавления до уровня "рядовых" несчастий. Получается, что пророки, мудрецы, миллионы простых людей, погибших в надежде на возвращение в Страну Израиля, — все было напрасно. Мессия изменил направление своего пути и остановился в Новом Амстердаме.