Однажды на планете, вращающейся вокруг умирающего красного солнца, создание с частицами Фурда подошло на расстояние нескольких футов к созданию с частицами Тахла. Они взглянули друг на друга и равнодушно пошли каждый своей дорогой. Один носил хитиновый панцирь и был частью роя; другой был покрыт перьями и клевал фрукт, похожий на яблоко. Позже оба умерли. Пять секунд и миллиард лет спустя их звезда стала сверхновой. Неопознанный корабль наблюдал за ней с расстояния в несколько атомов и световых лет, развернулся и полетел к следующей звездной системе.
Она начала завершающую стадию битвы. На секунду экран погас, и «Вера» перенесла их в Свою вселенную. «Чарльз Мэнсон» не изменился, не сократился в размерах; он остался таким, каким был, но реальность вокруг изменилась мгновенно, из внешнего мира он переместился во внутренний.
Каждая точка Ее вселенной, так как она была бесконечной, прикасалась к каждой точке их вселенной. Новое мироздание накатило на них беззвучно. Пытаясь перебороть эту бесшумность, Фурд кричал, что мы выйдем у Шахры и там все закончится. Закончится неожиданно и сразу. Ее эндшпиль был простым и резким. Быстрым и окончательным, словно последний бросок костей.
Теперь Фурд понимал Ее лучше, понимал, что Она сделала. С обыкновенным противником «Вера» была обычным кораблем, и неприятель Ей соответствовал — и, возможно, даже больше чем просто соответствовал, как теперь понял Фурд, аккуратно собрав воедино разрозненные обрывки информации. И одновременно Она была чем-то другим, чем-то, способным создавать и вмещать в себя вселенные, и эта вторая сущность выходила наружу только тогда, когда первая могла погибнуть. Правда, Фурд знал, что уязвимы были обе.
Они летели сквозь Ее вселенную, как призраки, слепые и невидимые. Они превратились практически в ничто: в движение воздуха, в эхо, в чуть более насыщенный оттенок цвета. Они оставляли после себя разные следы, в зависимости от размеров пространства, через которое проходили, — планеты, континента или комнаты.
Эта вселенная состояла из их частиц и Ее, а также множества других. В этой вселенной росли и умирали цивилизации, они находились в разных галактиках, существовали в разное время и ничего не знали друг о друге. Некоторые напоминали Содружество или Шахранскую империю, иные же были невообразимо чуждыми. К некоторым приходил неопознанный корабль, и они рушились или угасали после его отлета. В некоторых жила разумная особь, которая создавала книгу о том, чем на самом деле был странный пришелец. Иногда навстречу ему высылали противника, и тогда они вели бой один на один.
Экипаж Фурда увидел лишь крохотную часть Ее вселенной, так же как Она рассмотрела лишь крохотную часть их. Несколько секунд и миллиарды лет они призраками путешествовали в этом мире. Порядки величин. «Чарльз Мэнсон» миновал всего шесть планет в шести звездных системах шести различных галактик на пути, установленном «Верой», который должен был вывести «аутсайдер» к Шахре. Путешествие оказалось коротким, протяженностью меньше диаметра песчинки, лежащей на пляже; но за те несколько секунд и миллиарды лет, пока оно длилось, Фурд наконец понял.
«Я знаю, что Она такое. Я знаю, что написал Шрахр».
На необитаемой планете из черного сланца от их полета в очередной раз качнуло столб дыма. Тот шел из хижины, стоящей на склоне горы. Кто-то пришел сюда, дабы жить и умереть в одиночестве.
На серо-голубой базальтовой планете от их полета потемнела прожилка минерала в скальной стене. Та походила на пчелиные соты с туннелями, проеденными кислотными дождями, и смотрела на пляж.
К ней со скоростью девятьсот миль в час шло цунами, волна в девятьсот футов высотой. Она гнала навстречу скалам мелководье, посылала вперед ветер, дующий со скоростью девятьсот миль в час, который ворвался в каменные коридоры и заставил их кричать.
В комнате на вершине каменной башни из-за их полета неожиданно потемнело волокно в деревянном полу. В помещении находились два последних живых существа этого мира, отец и дочь, противники местной неописуемой теократии. Власть на клеточном уровне внедрила в них стазисное поле, которое остановило старение и лишило всякой нужды искать пропитание; сделав их почти бессмертными, она приговорила своих противников к пожизненному заключению. Если бы Фурд смог их увидеть, то вспомнил бы одну из книг отца, старый том «Короля Лира»: «И так в стенах темницы переждем мы распри и ссоры власть имущих, что подобны приливам и отливам».[4]
И приговоренные переждали. Сквозь забранные решеткой окна они увидели вымирание собственного вида, но к тому времени уже стали чем-то другим, и оно ничего для них не значило.
На планете, которую когда-то посетил неопознанный корабль, их полет поднял крохотный вихрь в куче мертвых листьев. Это была колыбель цивилизации, распростершейся на полгалактики, по сравнению с которой Содружество выглядело мелко. Шпили ее городов пронзали ионосферу и были столь многочисленны, что планета походила на подушку для булавок. Башни построили много веков назад, они до сих пор были безупречны, и каждая стояла посредине отдельного парка. Когда ушел неопознанный корабль, люди отвернулись друг от друга; они больше не жили в городах, не гуляли в парках и не были людьми. Крохотные смерчи, словно призраки терьеров, играли в скверах мертвыми листьями.
В полуосвещенной комнате из-за их полета незаметно замерцала лампа, качающаяся на потолке. Здесь решили встретиться двое влюбленных, хотя на них ополчились религиозные и политические силы местного общества. Позже эти люди умерли, но их дети основали новое государство. Оно тоже умерло, но его смерть была постепенной и красивой, а жизнь — длившаяся сотые доли секунды и десятки тысяч лет — великолепной. Оно породило столь глубокие системы мысли, что те продолжали существовать, подобно призракам, в грезах историков, летописцев и археологов, изучающих руины этой цивилизации.
Из-за их полета мгновенно расширился зрачок существа, идущего по огромной равнине. Это был одинокий хищник, имевший такую же форму, как и те, кто пасся рядом с ним. Он эволюционировал, обретя тело, запах и голос травоядных, а потому мог жить в стаде. Он даже помогал им обороняться от стай других плотоядных, обитал с ними и вне их, питался с ними и убивал их.
Я знаю, что она такое. Я знаю, что написал Шрахр. Ее вселенная умерла. Экран ошибся: не за пять, а за четыре минуты она прошла путь от сингулярности до сингулярности, коллапсировала, и «Чарльз Мэнсон» вышел около Шахры.
Они закричали, когда снова зажегся экран. Казалось, прошли то ли месяцы, то ли годы с тех пор, как они в последний раз видели эту планету. Она пульсировала перед ними, как будто ее освещала голая лампочка, на проводе свисающая с потолка, главный континент скрывал почти все полушарие, а Великая Впадина занимала почти все его внутренности. Суша походила на гигантский глаз.
«Вера» ждала. В первый и последний раз Она заговорила с ними прямо.
Я почти люблю вас, гласили слова на экране, написанные тем же самым курсивным почерком, что и надпись на борту «Веры», только теперь команда смогла ее прочитать. «Я тоже почти люблю тебя, — подумал Фурд, — а почти любовь почти никогда не может умереть».
«Вера» подошла к ним на расстояние в одну тысячу шестьсот двенадцать футов, и они возобновили бой, если это, конечно, был он.
Два корабля прошли рядом с Шахрой на порядочном расстоянии от ее орбиты. За ними наблюдал флот Гора, аккуратным строем расположившийся вокруг планеты. На левом борту «Веры» виднелась огромная рана, корпус «Чарльза Мэнсона» был заляпан фекалиями, его покрывали борозды, а там, где на пластинах обшивки остались следы атаки, появились нарывы, словно корабль поразила кожная инфекция. Когда корабли появились около Шахры, они вели друг по другу огонь из орудий ближнего боя и, не удостоив защитный кордон даже взглядом, направились к двум внутренним планетам. Тот не стал выдвигаться навстречу. Не попытался с ними связаться. А вскоре оба корабля пропали.