Вот у Аполлинария тоже были деньги – так единственное, на что ему хватало ума, это постоянно кичиться их наличием и тратить на непонятных мутных любовниц, а вот для жены почему-то их никогда не находилось. И Вера могла рассчитывать только на свои – кровно заработанные. Конечно, что в этом хорошего? Зачем тогда вообще выходить замуж, если любовницам достается все, а жене только: «Поди туда, принеси то, а потом – марш на работу!».
Мысль о лучшей жизни любовницы по сравнению с женой пришла к Вере внезапно и так же внезапно разрослась в размерах и заняла всю перспективу, настойчиво предлагая ее обсудить и немного пофантазировать, а что бы было, если…
«Если перестать постоянно нудеть о ребенке, нудеть о том, что семейные ценности превыше всего, а просто оставаться такой, как есть – независимой и непостоянной. Ведь именно это мужчин и привлекает, и именно ради этого они готовы изменять надоевшим и таким скучным женам с первой встречной смазливой (в смысле, короткой) юбкой!»
И Вера вдруг отчего-то представила себя в образе именно такой любовницы, которая совершенно не задумывается о дне грядущем, а просто пользуется мужчинами по своему усмотрению. От напряжения ее лицо исказила гримаса, и она, чтобы Степан не увидел ее смущения и внутреннюю борьбу со своими чувствами, отвернулась и стала смотреть в боковое окно, наблюдая, как мимо мчащегося «Геленвагена» проносятся дома, люди и автомобили поменьше.
Она и сама не заметила, как увлеклась этим зрелищем и вошла в некое подобие медитации, внутренне ощущая, что какая-то незримая, но твердая ее часть уже приняла решение измениться – так, чтобы воспользоваться своим нынешним шансом и извлечь из него максимальную выгоду. И она задействует для этого все свои способности и ум (который, конечно, не такой, как у мужиков – но более изощренный, сметливый и более безжалостный). По крайней мере, постарается воспользоваться и будет действовать по ситуации, а там уж – насколько ее хватит. Но помыкать собой и обманывать – вот уж дудки, Вера и сама сильная и независимая!
Одновременно с принятием решения к ней пришла уверенность, что она поступает правильно и просто должна быть естественной и использовать те преимущества, которые у нее имеются на данный момент. А это: свое жилье, деньги на банковской карте, которые пока что совсем не собираются заканчиваться, решимость характера, которую она открыла в себе совсем недавно, легкий нрав и, конечно, красота – чего тут стесняться! И, кроме того, способность нравиться и одновременно сопереживать, чего всегда не хватает сильным мужчинам. Ведь это только кажется, что они сильны настолько, что им нет нужды делиться с кем-либо своими проблемами и переживаниями – вовсе на так! Именно такие мужчины очень уязвимы и часто нуждаются в человеке, который мог бы стать для них настоящим другом! И вся проблема только в том, чтобы мужчина поверил, что вот именно эта женщина – такая!
Машина резко затормозила возле роскошного трехэтажного дома, в котором, судя по всему, было не более десятка квартир. Дорога от вокзала оказалась очень короткой, но все же Вере хватило времени, чтобы выработать для себя новый стереотип поведения. Если хотите – новый имидж, новый образ, новый стиль. У нее было огромное преимущество – Степан ее совсем не знал, и у Веры был отличный шанс преподнести себя, как она сама того хотела. Она зарядилась изрядной толикой решимости поменяться – если это будет необходимо. Конечно, речь вовсе не шла о том, чтобы сразу превратиться в «жесткую корыстную стерву», но просто – отойти от образа эдакой «тургеневской девушки», которая словно не от мира сего и живет в ею же придуманной действительности.
Вере стало легче. И она не замедлила выпорхнуть из «Геленвагена», щурясь от внезапно вышедшего из-за туч яркого солнышка. Да, так оно и есть – Вера уже совсем не такая, как прежде, и сейчас она готова к любым переменам!
Дом, к которому они подъехали, считался очень престижным, и в нем проживали только состоятельные и влиятельные люди. Он располагался одновременно и в самом центре, откуда до Дворцовой площади было рукой подать, и примыкал к Таврическому саду, что делало его действительно особенным. Вид из его окон мог очаровать кого угодно, место было тихим, уютным и очень респектабельным. Дом был полностью отреставрирован – или выстроен заново (но по канонам старого Санкт-Петербурга) – Вера пока точно сказать не могла. Но он прекрасен – в этом нет никакого сомнения! И в Москве такого, пожалуй, и не встретишь.
Степан, вольготно припарковав машину у подъезда, поставил ее на сигнализацию и, чинно раскланявшись (так, что Вера просто покатилась со смеха), распахнул перед ней парадную дверь. Возле двери за стойкой (больше напоминающей ресепшн в какой-нибудь гостинице) сидел благообразного вида консьерж, который, увидев Степана и Веру, радостно заулыбался, подскочил со своего места и чуть ли не поклонился в ответ на приветствие Степана. Первое, на что обратила внимание Вера, был лифт, которого, конечно, почти никогда не встретишь в двух– или трехэтажных старых домах. А здесь он имелся, причем, огромный, новый и очень дорогой – с прозрачными стеклянными дверями и массивной, специально состаренной кабиной под бронзу. Наверх вела широкая лестница – с дубовыми перилами и встроенными в них небольшими причудливыми светильниками, которые управлялись компьютерной программой напрямую из офиса фирмы технической поддержки и включались, и выключались автоматически.