Хотелось, конечно. Я понимаю, что все люди заменимы, без меня то, что создано, не рухнет. Но всем будет тяжело. Прежде всего жителям гватемальских деревень. Но и мне тоже: и организация, и пациенты, они нам как дети. Ведь родившей ребенка матери тоже бывает непросто: она уже не может, когда ей вздумается, сходить на маникюр или педикюр, ей приходится на время оставить работу, отменить развлечения, скажем, какие-нибудь походы на танцы.
С ребенком у тебя биологическая связь, привязанность, любовь, общая генетика. А тут не просто чужие люди, но представители другой культуры, другой религии.
Это не мешает нам любить их.
За что любить гватемальцев?
Просто так! Любовь не всегда можно объяснить. Но у нас бывают и приятные моменты. Как раньше говорилось, «хорошего врача народ прокормит». Иногда местные жители приносят нам авокадо, сыр, еще какую-то еду. Но это один случай на пятьсот или тысячу пациентов, которых ты посмотрел. При этом часто происходит и то, о чем мы говорили ранее: больные не выполняют предписаний врача, не приходят вовремя, а потом поступают к нам в критическом состоянии из-за собственной неорганизованности и ошибок. Что остается? Сделать вдох и выдох и продолжать любить бескорыстно и порой безответно.
Как ты поддерживаешь в себе эту неугасающую любовь? Ты любишь людей или ты нравишься себе как врач, излечивающий болезни? А может, тебе по душе сама экстремальная ситуация, в которую тебя забросили Господь и твоя судьба?
Тут все нелинейно. В разные промежутки времени по-разному: то чувствуешь себя героем; то учишься чему-то новому; иногда находишь себе друга на проекте. У нас с ребятами-волонтерами быстро завязывается крепкая дружба. Они остаются в Гватемале надолго не потому, что им очень нравится каждый день вычесывать вшей или лечить чесотку. Их удерживает желание работать в команде с интересными людьми, делать важное дело, менять мир – хотя это, наверное, слишком громко сказано. Но чувство, что ты можешь что-то изменить, пусть и на своем небольшом участке, вдохновляет. Мотивы и цели у всех разные, и со временем они могут меняться. Было бы неправильно утверждать, что все волонтеры – бескорыстные герои-спасатели или все приехали только ради саморазвития.
Чему не учат в мединституте
Ты как-то написала, что у тебя есть «личное детское кладбище». Как ты справляешься с этим душевным бременем? Если я правильно понимаю, это дети, которые умерли не от каких-то неизлечимых заболеваний, а именно оттого, что не хватило ресурсов, чтобы им помочь.
С этим можно справиться только одним способом – помогать тем, кому ты можешь помочь здесь и сейчас. Любой врач так к этому подходит. Ясное дело, если хочешь спасти весь мир, нужно не маленькие клиники открывать, как делаем мы, а создавать глобальные программы, изобретать вакцины и так далее. Я очень уважаю тех, кто этим занят, они делают большое, важное дело. Но мы трудимся «в поле», не решаем глобальные задачи, а работаем индивидуально с каждым конкретным случаем. Одного ребенка за день спасли – уже хорошо.
Я знаю многих врачей, отличных специалистов, которые совсем не религиозны и даже довольно циничны. Мне кажется, они отрицают веру, потому что она может сделать их более уязвимыми.
Думаю, многие сильные люди достаточно уязвимы. Уязвимость не равна слабости. Допустим, когда ты в личной жизни открываешься человеку, то снимаешь панцирь. Ты абсолютно незащищен, но только так можешь стать настоящим. То же самое в общении с больными. Когда ставишь барьер, люди это замечают. Говоришь пациенту: «Я все понял, сейчас тебя послушаю, сдашь вот такие анализы, все, иди!» При этом имеется в виду: «вас тут много, на всех души не хватит». Я считаю, что это преступление.
Моя пока еще небольшая практика показывает: иногда пациентам вообще не нужно никакого лекарства. С ними надо поговорить, выслушать. К нам приходят женщины, которые жалуются: голова болит, спина болит. Конечно, у них все будет болеть! У них по десять детей, и они за всеми стирают – вручную, в холодной воде, с утра до вечера. Кормят всю семью. Муж пришел, взял ее, не спросив, и она опять беременна. Для них единственная отдушина – прийти в клинику и полчаса посидеть на приеме, чтобы просто услышать доброе слово. Когда я разговариваю с этими людьми по душам, очень многие начинают плакать (уж не знаю, ставить ли себе это в заслугу или нет). Потому что никто их никогда в жизни не пытался выслушать. А это важно. Врач – все-таки не аптекарь, который выдает микстуру, берет деньги, и все. Здесь требуется немного больше участия.